Грани русского раскола

Староверческая жизнь, построенная по таким принципам, не могла не беспокоить правительство, поскольку зримо напоминала те социалистические идеи, которые к тому времени набрали популярность в Европе и волновали многих. Отсюда возникла практическая задача: определить численность раскольников. Комиссии, работавшие по губерниям, старались ориентироваться на те данные, которые реально отражают параметры враждебного мира, а не служат иллюстрацией к рапортам местного начальства. Собственно, поэтому экспедициями по стране и руководил центральный аппарат МВД. В научно-статистический оборот попали новые цифры, свидетельствующие о подлинных масштабах старообрядчества. Так, экспедициями в Ярославскую, Нижегородскую, Костромскую губернии было установлено, что вместо 47,5 тысяч староверов (как показывала статистика трех этих губерний) их, по самым скромным подсчетам, свыше 556 тысяч, что в среднем в 11 раз превышало официальные данные. Полученный результат стали проецировать на всю страну: если ранее предполагалось, что общее количество раскольников составляет 900000-1000000 человек, то теперь это число возросло в 10-11 раз, по-видимому, тоже не до конца отражая истинное положение дел[66]

. Примечательно, что такие большие разночтения, зафиксированные экспедициями МВД в середине XIX века, получили в России широкое общественное признание. Перепись населения, проведенная в 1897 году, показала около 2 миллионов староверов, что дало основание общественности и ряду ученых утверждать о десятикратном занижении реальных чисел[67]

.

Здесь необходимо сказать еще об одном важном обстоятельстве, которое постоянно упускают из виду. Ущербность официальных данных о расколе, подаваемых наверх местными гражданскими и церковными администрациями, объясняется не только их безответственностью или боязнью показать реальную ситуацию. Дело в том, что священники, как правило, отмечали раскольниками преимущественно половцев: практически все они находились на виду, так как были приписаны к разным старообрядческим церквам и монастырям, где только и могли исполнять свой культ. Гораздо реже в качестве раскольников отмечались последователи других сект. Ведь множество беспоповцев отправляли свои обряды тайно, а потому и их моленных официальная статистика насчитывала несравнимо меньше, чем церквей поповцев. Более свободное отправление религиозных нужд и обрядов беспоповцев не требовало церковной инфраструктуры, а значит, официальная регистрация не являлась для них жизненно важной. Именно в силу такой организационной размытости беспоповцев местные власти большую их часть попросту записывали в православные, чьи дети также показывались крещенными в приходских церквах. Кстати, этим объясняются повсеместные, бесчисленные и нескончаемые следствия о переходе из православия в раскол. Каждый беспоповец, крещенный в РПЦ, достигнув совершеннолетия, оставался равнодушным к ней, чуждался ее, тем самым, навлекая на себя, при неисправной плате, доносы об уклонении в раскол – в котором, собственно, и находился с самого рождения. А потом, в середине XIX века, настала пора более объективных статистических исследований; вот тут-то численность раскольников и увеличилась десятикратно. Причем выявленные миллионы староверов в подавляющем большинстве оказались именно беспоповцами, что тогда не являлось секретом[68]

.

2. Мода на старую веру

Исследования раскола, проведенные властями в середине