Грани русского раскола

А полномасштабное воплощение эта идея получила у известных не только на всю Россию, но и Европу русских революционеров А.И. Герцена, Н.П. Огарева и М.А. Бакунина. Они уже не просто обсуждали раскольничье движение, а рассчитывали на него, тесно связывая с ним предстоящую борьбу с самодержавием и свои собственные перспективы. Хотя еще совсем недавно они, не имея никакого понятия о расколе, считали народные массы крайне инертными. Например, Огарев в 1847 году высказывал разочарование отсутствием всякой социальной инициативы в народе[152]. Однако по мере знакомства и увлечения трудами А. Гакстгаузена и А. Буддеуса о русском расколе их энтузиазм рос как на дрожжах. Восприняв идеи немецких авторов, А. И. Герцен, находясь в Лондоне, активно приступил к сбору материалов по старообрядческой проблематике[153]

. Особо хотелось бы отметить, что главным источником информации послужили для него различные документы, подготовленные все тем же российским МВД. Основная часть собранного Герценом материала вошла в интереснейшее издание, подготовленное его молодым соратником по эмиграции В.И. Кельсиевым, которому поручено было разобрать все бумаги. В результате в Лондоне на русском языке вышли четыре части «Сборника правительственных распоряжений по расколу»[154].

Эта публикация имела в то время огромное значение. Российскому обществу был представлен раскольничий мир, ранее известный в основном чиновникам Министерства внутренних дел. В первую часть сборника вошли семь публикаций по основным старообрядческим течениям: поповцам и беспоповцам. Особенный интерес представляет записка об истории и жизни Преображенского кладбища в первой половине XIX века; она посвящена функционированию там хозяйства, взглядам местных обитателей на приобретение и использование собственности. В документах МВД содержались факты о демократическом характере управления староверческими общинами, что, надо думать, приводило в восторг издателей этих записок. Во второй части – десять документов о малоизвестных публике сектах (странниках, хлыстах, скопцах); отметим записку о черниговских раскольниках, через посады которых осуществлялась связь с Белой Криницей – центром поповщинской иерархии. Третий выпуск представляет собой перепечатку капитального труда Н.И. Надеждина «Исследования о скопческой ереси» (СПб., 1845)[155]

. Последняя, четвертая, часть состояла из шестнадцати документов, освещающих секту странников как наименее известную широкой аудитории. В этой секте оппозиционная общественность России усматривала наиболее радикальное выражение протеста против режима, потому и внимание ей уделено особое. Публикация этих правительственных материалов приоткрыла покров таинственности с одного из наиболее загадочных явлений русской действительности и позволила систематизировать знания о нем. Надо подчеркнуть, что «Сборники правительственных распоряжений по расколу» до настоящего времени остаются в научном обороте, и современные исследователи по-прежнему обращаются к ним за ценной информацией.

Познакомившись с документами МВД, свидетельствующими о мятежном духе раскола, лидеры русской эмиграции не замедли приступить к претворению этого идейного багажа в реальные дела. А.И. Герцен первым взялся объяснить староверию его историческую миссию. Начались интенсивные контакты с представителями раскола[156], во время которых Герцен выдвинул идею об учреждении в Лондоне старообрядческой церковной иерархии. Обсуждался выбор кандидата на новую епископскую кафедру; ему предлагалось дать имя Сильвестр, а по кафедре именовать его епископом Новгородским, в честь вольного Великого Новгорода. А.И. Герцен горячо настаивал на скорейшей реализации задуманного: ему хотелось торжественно открыть кафедру во время лондонской Всемирной выставки[157]

. Тогда же из Лондона хлынул поток информационных материалов, предназначенных для старообрядцев. Помимо «Колокола», в течение 1862-1863 годов выходило издание, специально посвященное проблемам староверов, – «Общее вече». Как с гордостью подчеркивал А.И. Герцен, это первый опыт прямого агитационного обращения к народу, первая завязавшаяся переписка с раскольниками[158], которая, по мнению его соратников, «скоро примет исполинские размеры»[159]

. Редактор газеты Н.П. Огарев стремился дать слово самим страдальцам и жалобщикам из народа, и на «Общее вече» приглашались старообрядцы независимо от согласий и толков. Все они призывались к Старообрядческому собору необходимого для обсуждения ситуации в России[160].

Обсудить, по убеждению газеты, требовалось многое. Например, покойного императора Николая I, «великого насильственных дел мастера», гонителя и преследователя староверия. Издатели восклицали: