Грани русского раскола

Но для нас здесь наибольшую важность имеет другой аспект. Создание внутреннего российского рынка требовало определить, кто будет движущей силой этого экономического пространства, наполняя его реальным экономическим содержанием. Неповоротливое дворянство, далекое от торгово-мануфактурных дел, и пока еще малочисленное купечество были не в состоянии освоить открывавшиеся возможности. К тому же они, будучи традиционно завязаны на внешнюю торговлю и выполнение государственных заказов, с опаской относились к рыночной среде, считая ее недостаточно надежной. Все это хорошо понимал архитектор нового экономического курса П.И. Шувалов, а потому и делал ставку на самое многочисленное сословие страны -на крепостное крестьянство (другого просто не было). Это выглядело новаторски: ведь, напомним, людям из крестьянского сословия всегда запрещалось заведение фабрик и мануфактур, а организация так называемых «безуказных» производств, т.е. начатых без разрешения властей, жестко каралась конфискационными мерами

[309]. Мелкая крестьянская торговля представляла собой, по большому счету, обычный натуральный обмен, лишенный каких-либо фискальных перспектив. Только вовлечение как можно большего количества людей в товарно-денежную сферу могло преобразить экономику страны, став надежным источником налоговых поступлений в казну. Поэтому предложения П.И. Шувалова предусматривали создание условий для обширной крестьянской торговли. Собственно на решение этой задачи нацеливалась денежная реформа, проведенная в стране по его инициативе. Ее смысл заключался в вводе в обращение более мелких денежных единиц, что позволяло осуществлять, в первую очередь, незначительные и массовые торговые расчеты. Осознавая дефицит таких денег, правительство выпустило значительное количество медных и серебряных разменных монет[310]

.

Стремление дать крестьянству предпринимательскую свободу вызывало немалые опасения со стороны старого купечества, привыкшего к системе опеки. Поэтому в процессе обсуждений проекты по поддержке крестьянской торговли смягчались с учетом требований крупных купцов[311]. Но главное было достигнуто: повсюду торгово-ремесленная сфера стала постепенно наполняться крестьянским людом. Важно особо подчеркнуть, что это стало возможным благодаря созданию условий не для избранных сверху купцов по типу «гостей» и «гостиной сотни», а для всех желающих заняться торговлей, ремеслами и промыслами. Очевидно, что этот подход заметно отличался от порывов Петра I, выхватывавшего годных людей для строительства мануфактур и фабрик в ходе случайных встреч. Здесь же мы наблюдаем стремление задать соответствующие параметры той хозяйственной среды, в которой можно самостоятельно проявить себя. Нетрудно догадаться, какие перспективы открывало утверждение такого экономического курса перед раскольничьим миром. Для староверов, по понятным причинам не очень надеющихся на власть, ослабление гонений на фоне приобщения к торговле и ремеслам создавало легальные возможности по укреплению жизни в никонианской действительности. И они не замедлили ими воспользоваться. Если в серединё XVIII столетия позиции раскола в мануфактурах и торговле страны еще не были лидирующими, то затем положение довольно быстро меняется

[312]. Новые хозяйственные возможности предопределили возрастающее участие староверов в экономической жизни.

2. Староверческая модель капитализма

Продолжительное царствование Екатерины II стало ключевым для становления российского капитализма. Именно при ее правлении воплотились в жизнь те идеи, которые были сформулированы ранее. Благодаря фискальным наработкам новая императрица хорошо усвоила: сила государства заключается в народе, положенном в подушный оклад. Если же этот народ еще и занят делом – ведет торговлю, производит изделия, открывает мануфактуры – это благо: появляется дополнительный источник пополнения казны. А имеющее место религиозное брожение необходимо нейтрализовать, встроив отсталые элементы в общую политико-хозяйственную систему по принципу: вы платите налоги – мы вас не притесняем. Конечно, если речь не идет о крайних формах раскола, который не признает правительство, а потому считает себя свободным от экономических обязательств перед ним. Таково было кредо власти, двигавшейся по траектории западных держав.