Гравировщик и Рита

Участок земли, который бывший жених Риты экспромтом «сплавил» нечистому на руку деятелю, изначально предназначался авторитетному в городе лицу, входившему в узкий круг друзей мэра. Вернувшись из отпуска на Багамах и, узнав, что его «кинули», авторитет очень осерчал. К делу подключили лучших следователей. И в первую очередь насели на Николая Петровича. Но тот доказал, что у него стопроцентное алиби, так как он находился в Москве. У предусмотрительного и обстоятельного чиновника сохранились даже счета гостиницы, а билеты на самолет зарегистрированы и хранились в архиве бухгалтерии.

Шаров неделю провел в СИЗО, где из него выпотрошили все нужные сведения. Затем выпустили до суда, взяв подписку о невыезде. Правда, он никуда ехать и не собирался. Сидел дома, почти не выходя и ожидая очередной повестки. Последние запасы продовольствия у него закончились, а «кушать» иногда хотелось.

И только однажды за эти дни Шаров вдоволь наелся. В гости зашла А. М. и накормила его пирожками. Она принесла их целый пакет: с мясом, с рисом, с капустой… И порадовалась, что Глеб без лишних слов, с аппетитом набросился на стряпню. Глядя как он поглощает пирожки, посмотрела осуждающе, покачала головой.

— Эх, упустил такую девушку! В тот день, когда ты не пришел к ней, Оксанка вышла на улицу и за углом познакомилась с молоденьким сотрудником ДПС.

— А почему за углом? — не понял он, на миг перестав жевать.

— Они там часто дежурят. Подкарауливают нарушителей за знаком запрещенного поворота.

Ну и ладно. Очередная невеста нашла своё счастье. Этим сообщением тетушки для него закончился еще один, впрочем, так и не начавшийся роман. Он долго не решался сказать А. М., что находится под следствием. До самого последнего момента надеялся, что всё обойдется.

А вот Виктория Павловна прознала, что он под следствием, и на супы приглашать перестала. Мало того, всему дому раззвонила, что её сосед попался, в чем она не сомневалась, учитывая его поведение. Она поведала сердобольным слушательницам, что этот скрытый гангстер «фактически» изнасиловал её дочь Риту, и та впала в длительную депрессию. Одна женщина сочувственно присоветовала:

— Так и вы заодно на суд подайте.

Виктория Павловна прикидывала шансы: а что, если и вправду подать? Тогда, пожалуй, и отчужденную комнату можно оставить себе на веки вечные. Она обратилась к дочери. Но Рита-два, вспыхнув до корней желто-рыжих волос, отказалась участвовать в этом деле и впервые в жизни назвала родную мать на «вы»:

— Мама, не вздумайте!

Соседка перестала с ним общаться. И только Виолетта, как ни в чем ни бывало, забегала в комнату и удивлялась:

— Дядя Глеб, а почему вы перестали угощать меня конфетами?

Он беспомощно пожимал плечами. Впрочем, один раз её бабушка все-таки заглянула к нему.

— К вам опять пришли, — сухо известила она и впервые подкинула такую идею: — В конце концов, поставьте себе отдельный звонок, чтобы ваши посетители не отнимали у меня время.

«Судебный исполнитель, — подумал он, — наконец-то!»

Но оказалось, что явился слесарь Вася с завода, где Шаров начинал трудовую деятельность. Вася или, в соответствии с возрастом, Василий Андреевич на досуге занимался рукоделием: выпиливал, вытачивал всякие финтифлюшки, которые дарил многочисленным родственникам. Надписи он всегда поручал делать Глебу, заходя в «Райские кущи». На этот раз в магазине гравировщика не нашел и по старой памяти явился на дом.

— Ну и ну, — удивился он, увидев истощенного, бородатого хозяина. — Тебя, что ли, с креста сняли?

— Да нет, — с мягкой улыбкой возразил Шаров. — Еще и не пришпиливали.

Пригласил гостя в комнату, вытащил турбинку, вставил нужный бор, готовясь сделать надпись на самодельной шкатулке.

— А что написать-то, Василий Андреич?

— Маше хочу подарить. Мы с ней уже тридцать лет вместе. Как это называется?

— Жемчужной свадьбой.

— А почему так?

Шарову уже приходилось отвечать на подобные вопросы.

— Потому что жемчуг является символом безупречных отношений. Тридцать лет совместной жизни — как будто тридцать жемчужин на нити времени. Состоятельные люди жемчуг и дарят. Он никогда не тускнеет.

— Ну, у меня зарплата не та: жемчуга дарить.

— Это поправимо. Сейчас изобразим, — с готовностью отозвался Шаров.

Он взял с полки одну из книг с иллюстрациями, полистал, разглядывая цветные фото, с изображенными на них драгоценностями из музейного фонда Эрмитажа; выбрал одно ожерелье и, включив машинку, стал наносить рисунок на крышку шкатулки. Гость дышал в затылок.

— Ух ты! — восхитился он. — Точно жемчуг. Даже блестит.

— Что написать? — спросил Шаров, покончив с рисунком. — «Любимой Марии» или «Дорогой Маше»?

— Че хошь, — разрешил гость. — Только, если вместится, добавь все-таки: мол, дарено на тридцатилетие совместной жизни.

— Вместить-то можно, — кивнул Шаров. — Но я же объяснил: жемчуг и символизирует тридцатилетие. А так — повторение получится. Всё равно, что сказать: «Масло масляное».

— Ну, ниче, — стоял на своём слесарь, — Как говорится, кашу маслом не испортишь.