Гражданин преисподней

— Бог в помощь, Кузьма Индикоплав, — ответила Феодосья, отличавшаяся завидной памятью не только на лица и события, но и на многое другое. — С чем к нам пожаловал?

— К добрым людям завсегда тянет.

— А к сдобным бабам в особенности, — еле заметно улыбнулась Феодосья.

— Одно другому не мешает.

— Как сказать… Соитие не грех, если оно продолжению рода служит. Сам Господь повелел всем живым тварям плодиться и размножаться. А вот плотское вожделение — грех. Оно от сатаны идет.

— Так я ведь грешить и не собираюсь. — Кузьма напустил на себя смиренный вид. — Хочу свой род продолжить. Ну и ваш заодно.

— А какая нам от этого польза? Ты человек непоседливый, лукавый. В истинного Бога опять же не веруешь. Что, если потомство твое таким же уродится?

— Все от воспитания зависит. Вы, Феодосия Ивановна, тоже, говорят, не от правоверных родителей произошли.

— Было дело. Хлебнула в юности мирского яда. Вот даже следок на всю жизнь остался. — Она задрала подол своей просторной поневы и продемонстрировала необъятную белую ляжку, украшенную потускневшей татуировкой в виде изящного цветка. — Да только вовремя одумалась и приняла истинную веру.

— И я ведь про то же самое. — Кузьма погладил татуировку, а заодно попытался запустить руку и между ляжек Феодосьи. — Истинная вера даже зверя смиряет…

— Ты лапы-то не распускай. — Она одернула поневу. — Это я тебе только для примера показала. В знак доверия как бы… А почет мы тебе окажем. Размножайся… Не все же нам здесь в заточении пребывать. Авось и выберемся когда-нибудь в Божий мир. Вот твой наследничек и пригодится. Поводырем пойдет впереди всех.

— Да и я в стороне не останусь! — горячо заверил ее Кузьма. — Вы только укажите, в какой стороне от Божий мир находится.

— Покуда он в сердце нашем находится. — Феодосия возложила двуперстие себе на грудь. — А в нужное время знамение свыше поступит.

— Хранилище надежное, ничего не скажешь. — Кузьма, воспользовавшись удобным моментом, не преминул взвесить ее бюст на ладони.

— Тебе бы все охальничать. — Она легонько толкнула его локтем. — Отстань. Не мешай думать. Я сейчас прикинуть должна, какую бабу тебе сподручней обрюхатить.

— А что же вы сами, Феодосья Ивановна? Брезгуете мною?

— Отгуляла я уже свое. Трех парней и пятерых девок родила. Да еще каких! Хватит. И так меня покойный игумен кобылицей называл. Ты, Кузьма, кстати, не знаешь, что это за тварь такая — кобылица? Может, химера какая-нибудь?

— А почему вы меня про это спрашиваете?

— Ты же бываешь везде. Весь подземный мир прошел. — Слова «Шеол» светляки принципиально избегали. — С разными людьми знался. Поговаривают, даже с химерами общаешься.

— Это уж сказки! А кобылицей, как я полагаю, называли самку коня. Были когда-то такие животные. Вы-то ведь еще застали прежнюю жизнь. Должны коней помнить.

— Нет, — покачала головой Феодосья. — Кошку помню. Птичку помню. В клетке у нас жила. А коней не помню… Чем же таким эти кобылицы прославились?

— Плодовитостью. Любострастием. Еще круп имели весьма гладкий и обширный. — Кузьма запустил руку под поневу и погладил задницу Феодосьи, хоть и пышную, но со временем приобретшую форму скорее квадратную, чем округлую.

— Почеши, почеши, — благосклонно кивнула она. — У меня там намедни чирей вскочил. Жирного, должно быть, перекушала… Ох, хорошо! Сразу в голове просветлело. Сведу я тебя, пожалуй, с…

— С Фотиньей! — подсказал Кузьма, не забывший совет изгнанника. — Сестренкой Меланьи Тихой. Очень уж она мне в прошлый раз по вкусу пришлась.

— Не паясничай! Истлела давно твоя Меланья. А Фотинья сейчас не в том сроке, чтобы зачать. Сегодня у вас наследничка не получится.

— Сегодня не получится, мы назавтра продолжим. Стараться будем, — заверил ее Кузьма. — Очень прошу вас, Феодосья Ивановна. Вот подарочек от меня примите.

Он сунул постельной свахе браслет, который не так давно снял со скелета, подвернувшегося ему во Вдовьей пещере.

— Серебро… — Феодосья поднесла браслет поближе к огню. — Маловат мне, правда… Да ладно, сгодится. Дорог не подарок, а уважение. Ты мне сзади левую половинку еще почеши… Да не так, а с душой!

— Завсегда готов услужить. — Кузьма энергично заскреб пятерней по седалищу Феодосьи. — Хоть левую, хоть правую. Хоть сзади, хоть спереди.

— Грабли у тебя еще слабые, чтобы меня спереди чесать. Тут особый искусник нужен… — Она встала и ладонями разгладила свои одежды. — Ладно, пойду… Ты здесь пока будешь обитать?

— Наверное.

— Тогда ожидай. Скоро придет твоя Фотинья.

Девица явилась даже раньше, чем это предполагал Кузьма, привыкший к нерасторопности светляков. Поскольку она несла перед собой все постельные принадлежности, включая перину, лица ее Кузьма сразу не разглядел.

В ответ на его приветствие девица что-то невнятно буркнула и, проследовав в дальний угол, завешанный иконами, занялась приготовлением брачного ложа.

Насколько позволял рассмотреть тусклый свет плошки, со спины она была очень даже ничего, хотя объемом уступала Феодосье раза в два.

— Тебя Фотиньей зовут? — на всякий случай уточнил Кузьма.

— Какая разница! — буркнула девица, взбивая подушку.