Гражданин тьмы

— Ничего, что смутно… Что вы о нем думаете? "Вот и ловушка", — подумал Иванцов и смело в нее шагнул.

— Заметная личность. Носиком вертит, глазками буравит, личико красное, как обожженное, но рогов нет. Грешный человек, как мы с вами. Но с большой властью. Власть его как раз от рогатого. Власть капитала.

Иванцов с удовольствием слушал самого себя: ишь как складно излагает, не разучился. Вдобавок брезжило ощущение, что все происходящее — не подделка. И этот парень с темными внимательными глазами, и Олина школьная подружка — они настоящие, из плоти и крови. Не двойники, не греза, а может быть, даже единомышленники. Для закрепления этой мысли поскорее хлопнул водки. Водка тоже была настоящая, чуть паленая, с сивушным запахом. Как бы родная. Но сам-то он кто такой? Разве его душу не препарировали в лабораториях хосписа и не разместили в пробирках?

Сидоркин поднялся, достал из холодильника новую, запечатанную бутылку.

— Если он человек, в чем я тоже не сомневаюсь, значит, его можно взять за жабры.

— Простите, в каком смысле? — Иванцов с восторгом следил, как полился светлый ручеек по бокалам.

— В прямом, Анатолий Викторович. Поддеть его на вилы — и дело с концом.

— Понимаю, аллегория. — Иванцов заулыбался покровительственно. — Помечтать не вредно. Ах если бы можно всю нечисть поддеть на вилы и свалить в отхожее место! Увы, у нас руки коротки. Мы дети страшных лет России, братцы мои. Угодили в парадигму нашествия. Сопротивляться бесполезно.

— Вы серьезно так думаете?

— Молодой человек, законы истории выше человеческой воли и разума. Нас история приговорила, а не Ганюшкина. За какую вину, другой вопрос.

— Но вы же сопротивлялись. Прятали гвоздь в подошве. Вы же их, в сущности, перехитрили.

На мгновение Иванцовым овладел прежний страх.

— Откуда знаете? — изумился, но столкнулся взглядом с Надин и все понял. — Ах да, разумеется… Только какое это сопротивление? Мышка вырывается из кошачьих лап.

— Не скажите, иногда и этого достаточно. Капля камень точит.

Иванцов с благодарностью принял у него из рук бокал Надин едва слышно пролепетала:

— Анатолий Викторович, я не хочу умирать. И Оленька ваша не хочет.

Иванцов вскинулся.

— При чем тут Оленька? Она на хорошей работе. У Громякина в фаворитках.

Надин опустила глаза, обмакнула губы в вине. Сидоркин чокнулся с Иванцовым.

— Что за паника, господа? Никто не собирается умирать и, пока я жив, не умрет. Но надо смотреть на вещи трезво. Вы не пьяный, Анатолий Викторович?

— Ни в коем случае.

— Пейте, пейте, ничего. Водочка шлаки выводит… Итак, что мы имеем на сегодняшний день? Какими силами располагаем? Да вот они все, за этим столом. Зато орлы-то какие! А он кто? Сами сказали, не черт с рогами. Однако надо исходить из того, что Ганюшкин не успокоится, пока не отправит нас всех на тот свет. У него самолюбие задето. Значит, следует организовать активное встречное мероприятие.

— Поясните, пожалуйста, вашу мысль, — попросил Иванцов, завороженный глубокомыслием молодого человека. — Вы, извините, вообще кто по профессии?

— По образованию — юрист, по роду занятий — странник. Но дело не в этом. Мы должны внушить господину Ганюшкину, что для него же будет лучше, если отвяжется.

— И как это сделать?

— Способ есть только один, — сухо отозвался Сидоркин. — Мы его угрохаем.

— Фигурально?

— Натурально. Закопать в яму и закатать бетоном. А самим смыться за границу. То есть вам с Наденькой. Мне там делать нечего.

— Почему?

— С моей-то рожей? Примут за русского мафиози и арестуют, как Пал Палыча. Нет, я уж лучше здесь, на родине, как-нибудь прокантуюсь. Вы только помогите Карлыча замочить. Это в наших общих интересах.

После очередной рюмки Иванцов перестал гадать, явь это или сон и где в словах доброго молодца правда, а где шутка, но он ему завидовал. Такими влюбленными глазами, какими смотрела на него Надин, смотрят либо на героя, либо на жертвенного барашка. Возможно, романтическая девушка видела в возлюбленном и то и другое. Все же Иванцов вынужден был их огорчить.

— Господин Ганюшкин неуязвим, — сказал он. — Нечего и думать. Его охраняет вся армия и флот бывшего Союза. Правительство без его одобрения шагу не сделает. Подобраться к нему нельзя. Да если и подберешься, что толку?

— Последние ваши слова мне не совсем понятны, — заметил Сидоркин, который тоже малость поплыл. — Но это не важно. Вам не показалось, Анатолий Викторович, что господин Ганюшкин как бы слегка сумасшедший?

— С чего вы взяли?

— Да как же, вся эта затея с двойниками… Работорговля. Клоны… С коммерческой точки зрения проект, разумеется, блестящий, почти как Толянычева приватизация. Но разве мог он прийти в голову нормальному человеку?

— Дорогой Антон, сумасшедшие не те, кто грабит, а те, кто добровольно подставляет голову под ярмо. С грустью замечу, я разочаровался в наших соотечественниках, в этих так называемых россиянах.