Гражданская война в Испании. 1931-1939 гг.

Вскоре состоялось удивительное собрание руководства Испанской коммунистической партии, на котором присутствовали Марти, Тольятти, Кодовилья, Степанов, Герё, советский посол Гайкин и сам Орлов. Тольятти откровенно заявил, что хотел бы смещения Ларго Кабальеро с поста премьера. Диас и Эрнандес возразили. Диас добавил, что испанские коммунисты не всегда должны следовать указаниям Москвы. Страх или амбиции заставили остальных испанцев промолчать. Степанов сказал, что не Москва, а сама «история» осудила премьер-министра за его отступничество и поражения. Марти согласился с ним. Диас назвал Марти бюрократом, а тот проворчал, что всегда был революционером. «Как и все мы», – сказал Диас. «Остается только в этом убедиться», – ответил Марти. Диас напомнил Марти, что тот – всего лишь гость на встрече Испанской коммунистической партии. «Если наши решения вам не нравятся, – решительно сказал Диас, – то вот дверь». Раздался взрыв возмущения. Все повскакали. «Товарищи! Товарищи!» – вопила Пассионария. Герё сидел, изумленно открыв рот. Орлов был совершенно невозмутим, а Тольятти смотрел на все серьезно. Кодовилья пытался успокоить Марти. Такие сцены были неслыханным явлением на встречах коммунистов, особенно когда на них присутствовали ответственные лица Коминтерна. Наконец Диас согласился принять предложение Тольятти, если за него проголосует большинство. Нет необходимости уточнять, что Диас и Эрнандес оказались единственными, кто голосовал против. Кампания по снятию Ларго Кабальеро, по мнению Тольятти, должна начаться с митинга в Валенсии. Он предложил, чтобы основную речь там произнес Эрнандес. Наилучшие шансы, сказал он, стать следующим премьер-министром у Хуана Негрина, министра финансов, не столь явного прокоммуниста, как Альварес дель Вайо, и не такого антикоммуниста, как Прието³

.

А в Барселоне снова обострились отношения между анархистами и POUM, с одной стороны, и «Эскеррой» и PSUC – с другой. Тараделлас, помощник Компаньса, хотел объединить всю каталонскую полицию в одной организации, распустив так называемые патрульные комитеты, в которых были представлены все политические группировки. С самых первых дней войны CNT было свойственно стремление выжить. В этом плане, как и во многих других, цели коммунистов и тех республиканцев и каталонцев, для которых главным был ход войны, совпадали. Когда 27 марта Таррадельяс торжественно запретил полиции иметь какие-то политические пристрастия, анархисты вышли из Женералитата. Последовавший правительственный кризис длился так долго, что Пласа-де-Каталунья стала называться площадью «постоянного кризиса».

Наконец 16 апреля Компаньс, предприняв одно из своих редких решительных действий, своей волей сформировал новое правительство с Таррадельясом во главе, всего из пяти членов – по одному от «Эскерры», CNT, UGT и Партии виноделов. Но напряжение в Барселоне не спало. Во время кризиса министры-анархисты правительства в Валенсии усиленно старались сдержать барселонских товарищей, но в результате своих стараний лидеры анархистов потеряли авторитет среди своих экстремистских сторонников.

Поскольку националистам стало известно о противоречиях между баскским и республиканским правительством в Валенсии, баскам стали поступать различные предложения о посредничестве и о сепаратном мире. Самое существенное последовало по инициативе аргентинского посла в Испании, который уже перебрался к остальному дипломатическому корпусу в Сен-Жан-де-Люс. Он предложил Ватикану попытаться организовать переговоры о сепаратном мире. Тогда кардинал Пачелли, государственный секретарь Ватикана, написал примирительное письмо Агирре с изложением условий мира в северных провинциях. К сожалению, письмо было отправлено обыкновенной почтой. В парижском почтовом отделении, увидев письмо в Испанию, отправили его в Валенсию, где оно попало в руки республиканского правительства. Состоялась секретная встреча республиканского кабинета, на которой не присутствовал баскский министр Ирухо. Министры послали возмущенную телеграмму, обвиняющую басков в попытке заключить сепаратный мир. Баскское правительство, не знавшее о накладке с письмом из Рима, сделало вывод, что эта история – маневр коммунистов по дискредитации басков. После чего баскский министр юстиции Лейсаола послал ответную телеграмму, составленную в таких сильных выражениях, что читавший ее Прието подумал, будто тот требует его расстрела. На таком уровне непонимания отношения между басками и правительством республики оставались до конца войны. Баскское правительство не подозревало об истинной сути дела до февраля 1940 года, когда некий иезуитский священник изложил часть этой истории в «Ревю де дё Монд»⁴

.

Примечания