К тому времени интербригады формально влились в армию республики. Официально они заняли место Иностранного легиона в старой испанской армии. Большое внимание в них теперь уделялось дисциплине и военной форме. В еженедельном издании 15-й интербригады на английском языке появилось толкование смысла салюта из пяти пунктов:
(1) Салют (конечно, имеется в виду сжатый кулак) – это воинский способ приветствия.
(2) Салют – это для солдата самый краткий способ сказать офицеру: «Каковы будут ваши приказы?»
(3) Салют нельзя считать недемократическим видом приветствия: два офицера одного звания, встречаясь на военной службе, приветствуют друг друга.
(4) Салют – это знак того, что товарищ, который может быть в частной жизни закоренелым индивидуалистом, соотносит себя с коллективом.
(5) Салют – свидетельство того, что наша бригада из собрания искренних любителей превращается в несгибаемый стальной инструмент уничтожения фашизма.
В начале 1937 года это толкование сопровождалось призывами учить испанский язык, что считалось «прямой обязанностью антифашиста».
Но теперь бригадам стало трудновато получать новых волонтеров из-за границы. Рассказы добровольцев, вернувшихся домой разочарованными, сообщения о ликвидации POUM – все это играло большую роль. Нехватка рядовых бойцов бригад восполнялась испанскими добровольцами. Большинство из них были коммунистами. Француз Гайман (Видаль), который при Марти командовал базой в Альбасете, был обвинен в растрате. Под предлогом ухудшения здоровья он отбыл в Париж. Видалю унаследовал Гомес, немецкий коммунист, чье настоящее имя было Цейсер. Раньше он командовал 13-й интербригадой. Это назначение лишь усилило давнюю неприязнь между немецкими и французскими коммунистами в Альбасете. Капов, главный квартирмейстер (пришедший на смену Луису Фишеру), и французский коммунист Грийе с женой тоже были обвинены в растрате казенных денег. Семья Грийе ходила в близких друзьях мадам Марти. Наконец, и Марти обвинили в том, что он «обкрадывал солдат Свободы». Скандал обрел такие размеры, что «великому человеку» пришлось самому лететь в Москву и оправдываться. Долгое время он не возвращался в Испанию.
В экономическом смысле республика была в куда худшем положении, чем националистская Испания. Не хватало продовольствия, а с падением севера начались перебои и с горючим. Что же до вооружения, то Прието сказал американскому представителю в Валенсии, что благодаря России и Мексике самого необходимого вполне хватает. Сталин явно боялся, что весь мир узнает о продаже оружия республике, хотя это и так всем было хорошо известно. Военный министр добавил, что республика не получает от СССР никаких благодеяний, поскольку платит за товар полную рыночную стоимость. Кроме этих источников, республике приходилось иметь дело с посредниками и авантюристами. Все они, жаловался Прието, получают обильные доходы1
. В центре этого мира продавцов оружия, агентов Коминтерна и жуликоватых торговцев находился Луис Фишер из отеля «Лютеция» на перекрестке Рю-де-Вожирар и бульвара Распай 7-го арондисмента Парижа, который продолжал управлять сетью организаций, поставлявших оружие2.После падения Сантандера баскские лидеры перебрались в Барселону, где организовали свое правительство в изгнании и создали штаб-квартиру. Как следствие этого, в столице Каталонии снова возобновились католические богослужения. Баски продолжали требовать от правительства религиозной терпимости. Хотя в принципе никто против этого не возражал, но Негрин считал, что публичное мнение «еще не готово» к такому шагу. Однако правительство выдавало лицензии, разрешавшие богослужения в частных домах. К зиме из изгнания вернулись в Барселону примерно 2000 священников. Они обзавелись облачением, и не в пример тому, что было раньше, их не призывали на военную службу. Ватикан, надо добавить, без энтузиазма отнесся к формальному возрождению религии в республике, ибо это могло ослабить позиции католиков при Франко. Так, архиепископ Таррагоны хотел вернуться в свой кафедральный собор, но не получил на это разрешения3
.