Гражданская война в Испании. 1931-1939 гг.

Епископ Хаэны был убит вместе со своей сестрой, которую специально пригласила милиционер по прозвищу Веснушка. Убийство состоялось на глазах двухтысячной возбужденной толпы в болотистом пригороде Мадрида, известном как «Пруд дядюшки Раймонда». Епископов Кадиса и Алмерии заставили вымыть палубу тюремного судна, стоявшего рядом с Малагой, после чего их расстреляли. Епископа Сьюдад-Реаля убили, когда он работал над книгой по истории Толедо. После его смерти была уничтожена картотека из 1200 карточек. Монахиня была убита, отказавшись выйти замуж за одного из милиционеров, которые захватили ее монастырь Нуэстра-Сеньор-дель-Ампаро в Мадриде. «Комитет Крови» в Эль-Пардо (провинция Мадрида) во время суда над приходским священником упился до бесчувствия церковным вином. Один из милиционеров использовал дароносицу как миску для бритья. Случалось, что монахинь перед расстрелом насиловали⁸

. Труп священника бросили на мадридской улице Салле-Мария-де-Молина с плакатом на шее: «Я иезуит». В Сернере монаху в уши забивали четки, пока не продырявили барабанные перепонки. Имеются достоверные данные, что нескольких священников сожгли живьем. Огромные толпы собирались в Барселоне, когда на обозрение были выставлены эксгумированные трупы девятнадцати салезианских монахинь. В Сьемпосуэлос дона Антонио Диаса де Мораля кинули на арену с быками, которые затоптали его до беспамятства. Потом ему отрезали ухо, подражая обычаю, когда у быка отрезают ухо, чтобы наградить матадора. Кое-кого сжигали живьем, а других хоронили заживо, предварительно заставляя выкопать себе могилу. В Алькасаре-де-Сан-Хуане молодому человеку, известному своим благочестием (хотя, может, кто-то считал это ханжеством), выкололи глаза. В провинции Сьюдад-Реале преступления отличались особой жестокостью⁹

. Матери двоих иезуитов загнали в рот распятие. Сбросили в шахту 800 человек. Их смерть встречалась аплодисментами, словно победа на корриде. Раздавались крики: «Свобода! Долой фашизм!» Не один священник сошел с ума от этих зрелищ. Один приходский церковник в Барселоне потерял рассудок после того, как его несколько дней допрашивали, куда он дел свой профсоюзный билет. «Зачем мне билет? – непродуманно ответил тот. – Я священник».

Никто больше не говорил «адью». Повсеместно звучало слово «салют». Некий Фернандес де Дьос даже написал министру юстиции, осведомляясь, не может ли он поменять свою фамилию на Бакунин, потому что больше «не хочет иметь ничего общего с Богом»¹⁰

. «Неужели вы до сих пор верите в этого Бога, который всегда молчит и не смог защититься, даже когда сжигали его изображения и храмы? Признайте, что Бога не существует и что ваши священники – всего лишь лицемеры, которые обманывают народ». Такие жгучие вопросы возникали во многих городах и деревнях республиканской Испании. В истории Европы и, может, даже мира не было времен, когда религия и все ее деяния не вызывали такую страстную ненависть. Тем не менее один священник, свидетель гибели в провинции Барселона не менее 1215 монахов (и 55 монахинь), которому с помощью президента Компаньса удалось скрыться во Франции, имел смелость признать: «Красные уничтожали наши церкви, но сначала мы сами их уничтожили». В Испании были убиты далеко не все священники. Те, которые остались в живых и не смогли уехать за границу, стали «сотрудничать» с республикой. Их воспринимали просто как людей определенной профессии, которые ничем не отличались от, скажем, дантиста или адвоката, кроме того, что им не разрешалась частная практика и право ношения рясы. Если признавалось, что они каким-то образом позорили профессию или же в прошлом никогда не надевали чистый воротничок на похоронах какого-нибудь бедняка, их могли и убить¹¹

. Религиозная бойня объяснялась «социальными» мотивами. Испанский рабочий класс нападал на церковников потому, что считал их ханжами и лицемерами, которые дают ложное духовное обоснование тирании правящих классов.

Конечно, если говорить об убитых, то к юристам относились еще с большей ненавистью, чем к церковникам. Опасность угрожала всем, кого только могли заподозрить в симпатиях к националистам. В иррациональной обстановке Гражданской войны, когда речь заходила о националистах, никто не мог толком разобраться, что является государственной изменой, а что нет. Главным основанием для подозрений во враждебности к революции было членство в CEDA, фаланге или принадлежность к церкви. В сельских районах революция проявлялась главным образом в убийствах представителей обеспеченных классов или «буржуев». Описание Эрнестом Хемингуэем в романе «По ком звонит колокол» сцены, как жители маленького пуэбло первым делом колами забили насмерть всех мужчин из семей среднего класса, а потом скинули их со скалы, почти точно соответствует событиям в андалузском городке Ронда. Там в первый месяц войны было убито 512 человек.