Перед лицом этого сопротивления коммунисты обратились за помощью к офицерам из регулярной армии. Надежда возлагалась на самых честолюбивых среди них, называвших себя поборниками железной дисциплины и организованности. Мастерски владея оружием бюрократической манипуляции, коммунисты расставляли членов компартии на ключевые позиции. Так, подполковника Антонио Кордона удалось сделать начальником технического секретариата Военного министерства, что позволяло ему контролировать вопросы назначений жалованья, повышений по службе, дисциплины, поставок и комплектования. Полковника Сегисмундо Касадо, наоборот, сняли с должности главы операционного отдела Генштаба, так как он разоблачал махинации коммунистов; вместо него эту должность занял член компартии.
Из донесения в Москву в марте 1937 года следует, что 27 из 38 ключевых командных постов на Центральном фронте уже занимали коммунисты, еще три – симпатизировавшие компартии[619]
. В более позднем донесении говорилось, что «партия обладает ныне гегемонией в армии, и эта гегемония развивается и день за днем все больше укореняется как на фронте, так и в тылу»[620].Коммунисты решили отстранить от должности генерала Асенсио Торрадо, прозванного ими «Генерал-Проиграл», – его обвиняли в некомпетентности и в измене. Старательнее всего занимался этим советский посол Марсель Розенберг, который с января 1937 года вел себя как «русский вице-король в Испании», постоянно донимал Ларго Кабальеро советами, что надо делать и чего не надо. Однажды старый профсоюзник не вытерпел и выгнал его из своего кабинета. Ирония ситуации заключалась в том, что уже 21 февраля, пока коммунисты требовали расстрела Асенсио Торрадо, Розенберга отозвали в Москву, где вскоре, в разгар чисток, расстреляли. Хотя преемник Розенберга Леонид Гайкис играл более скромную роль, он продолжил настаивать на слиянии социалистической и коммунистической партий – шаге, который Ларго Кабальеро теперь полностью исключал. На таком высоком уровне тактика сильной руки утратила прежнюю необходимость, раз партия уже контролировала большую часть бюрократии.
Тем не менее советские военные советники продолжали оказывать давление, твердя любому испанскому офицеру, возражавшему против их планов, что тому придется обратиться к своему правительству с вопросом, нужна ли по-прежнему республике советская помощь. Это происходило вопреки содержавшимся в письме Сталина утверждениям, что советскому персоналу «категорически приказано не выходить за рамки функций исключительно советников».
После появления в социалистической газете «Adelante» 30 апреля 1937 года статьи «с провокационными нападками на СССР и его руководителей» Ворошилов отправил главному советнику генералу Штерну шифрованную телеграмму. В ней тому приказывалось «лично побывать у Кабальеро и заявить в ответ на его требование к нам направить в Испанию летчиков и проч., что, учитывая его вероломную позицию, мы не только не можем продолжить отправлять им наших людей, но должны будем отозвать тех, кто там находится сейчас, если они не опровергнут эту провокационную статью в «Adelante», не накажут виновных в ее публикации и не принесут нам извинения»[621]
.Позиции Ларго Кабальеро подрывались и изнутри: он больше не мог игнорировать тот факт, что его друг Альварес дель Вайо, министр иностранных дел, активно поддерживает компартию. Коммунист Энрике Кастро выразил отношение коммунистов к дель Вайо, перефразировав известную фразу Ленина: «Он идиот, но более-менее полезный». Ларго Кабальеро пытался уменьшить влияние Альвареса дель Вайо на назначение армейских комиссаров. 17 апреля он издал указ о подчинении корпуса комиссаров непосредственно ему[622]
. В ответ коммунистическая пресса взорвалась гневом. «У кого вызывает враждебность этот геройский корпус? – вопрошала она. – Эти люди совершенно несовместимы с теми, кто сплачивает Народную армию. Кто они, если не враги народа?»[623]Итак, Ларго, в свое время превознесенного в качестве «испанского Ленина», теперь причисляли к «отъявленным врагам народа». Пассионария явила примечательный пример того, что Оруэлл назвал впоследствии «двоемыслием». По ее словам, «ограничить комиссаров – значит отдать наших солдат на милость офицеров, которые могут в любой момент извратить характер нашей армии возвращением в былые времена казарменной дисциплины». При этом именно коммунисты были главными поборниками муштры, отдания чести и офицерских привилегий.
Попытки Кабальеро не позволить коммунистам вербовать себе сторонников в армии тоже кончились ничем. Советский офицер докладывал в Москву: «Ларго Кабальеро запретил партийную работу в подразделениях, поэтому мы обучили наших друзей вести партийную работу под видом любительской творческой деятельности. Например, мы устроили накануне дня 1 Мая праздничный ужин и пригласили представителей антифашистского комитета, партийного комитета, редакции “Mundo Obrero” и лучших командиров других подразделений “друзей” (Листера и других)»[624]
.