Самую активную закулисную поддержку Франко оказал ему его брат Николас. Он снабдил брата, как главного предводителя, эскортом из фалангистов и карлистов перед съехавшимися в Саламанку военачальниками. Потом, опустив или поменяв ключевые слова в указе, он превратил Франко в «главу Испанского государства» вместо «главы правительства Испанского государства» «на время войны»[356]
. Этот трюк не понравился сослуживцам Франко, поставленным перед свершившимся фактом; это можно было даже назвать государственным переворотом внутри переворота. Мола пришел в сильное раздражение из-за того, что Франко завладел не только военной, но и высшей государственной властью. Говорят, Кейпо обозвал Франко «сукиным сыном», а по другим источникам – «свиньей». Но Кинделан и Давила каким-то образом убедили остальных генералов, что Франко провозглашен главой правительства временно, как было записано в первоначальном тексте указа. В любом случае Мола и Кейпо мало что могли поделать после того, как о произошедшем сообщили газеты. Теперь протест можно было изобразить изменой делу национализма.1 октября 1936 года Франко принял властные полномочия в тронном зале капитан-генеральства в Бургосе, в присутствии дипломатических представителей Португалии, Германии и Италии. Генералу Кабанельясу пришлось признать свое полное поражение. «Сеньор глава государства! – провозгласил он. – Именем Совета национальной обороны передаю вам абсолютную государственную власть». Франко вышел на балкон и предстал перед радостной толпой. В своей речи он обещал «ни одного дома без очага, ни одного испанца без хлеба». Годовщину этого дня праздновали потом почти сорок лет как День каудильо[357]
. Военная хунта во главе с Кабанельясом немедленно была заменена другой – Государственной вспомогательной хунтой (Junta Técnica del Estado) во главе с генералом Давилой[358].Став каудильо, Франко постарался сразу же перекрыть кислород потенциальной оппозиции, взяв на вооружение ее лозунги. Для своих речей он умело подбирал удобные ему самому аспекты идеологии соперников-националистов: чтобы понравиться карлистам и Церкви, он изображал сильную набожность, лозунг Фаланги «Una Patria, Un Estado, Un Caudillo» был переделан в «Una Patria: España. Un Caudillo: Franco». А вскоре зазвучал совсем простой клич: «Франко! Франко! Франко!»
Писатели-националисты принялись проводить параллели с первой Реконкистой. Подготовленные мозги легко усваивали предлагаемые образы: для фалангистов это было рождение нации, для карлистов и монархистов-альфонсистов – установление королевской католической диктатуры, для Церкви – век верховенства церковников, для землевладельцев – источник их богатства и власти.
Франко сильно отличался от Муссолини и Гитлера. Он был хитроумным оппортунистом и, при всей своей риторике, не отличался сомнительными «видениями» и уверенностью в собственном исключительном предназначении.
Новое положение Франко подкрепили хорошие новости: недавно сошедший со стапелей крейсер «Canarias» вышел из Эль-Ферроля, родины каудильо, проплыл вдоль португальских берегов и атаковал республиканские военные суда у Гибралтара. Ему удалось потопить эсминец «Almirante Fernandez», а остальные суда заставить искать убежища в гавани Картахены. С блокадой Гибралтарского пролива было покончено, отныне пополнения из Марокко могли переправляться в метрополию, не отвлекая авиацию от бомбовых вылетов.
4 сентября в республиканской зоне ушло в отставку правительство Хираля. Оно так и не смогло осознать истинное положение, не говоря о том, чтобы завоевать поддержку народа и повлиять на происходящее. Все политические партии признали, что добиться доверия революционных комитетов способен один человек – Ларго Кабальеро. Посещениями позиций милиции в горах Сьерра-де-Гвадаррама он заработал большую популярность. «Ларго Кабальеро, – писал другой социалист, Сугасагойтиа, – обладал в глазах масс мистическими достоинствами, а его пафос начал творить чудо трудного возрождения коллективного энтузиазма»[359]
.Даже Прието, социал-демократ и выходец из среднего класса, признавал, что единственный подходящий приемник Хираля – это его главный соперник, упрямый, часто ограниченный пролетарий[360]
. Прието и коммунисты старались как можно дольше сохранять либеральную личину, тогда как Ларго Кабальеро хотел коалиции с преобладанием социалистов. У него было сильно впечатление, что либералы в первом республиканском правительстве использовали его, подрывая его усилия как министра труда.Новое правительство представили как символ союза против общего врага, объединяющего в одной администрации либералов-центристов и левых революционеров. Администрация назвала себя «правительством Победы» и стала первым правительством Западной Европы, в котором участвовали коммунисты.