Гражданская война в Испании 1936–1939

Судить о советской бухгалтерии и об определении долга республики за оружие и прочее, в том числе транспортировку и подготовку республиканских войск и специалистов, крайне сложно. Все делалось втемную, многие затраты были, мягко говоря, завышены. Советский Союз заявлял, что вместе с предоставленными им в 1938 году кредитами (после исчерпания, по его подсчетам, текущего счета в золоте) республика получила товаров и услуг на 661 млн долларов, тогда как в Москву было отправлено золота только на 518 млн. Но советские данные не учитывают особенностей «творческой бухгалтерии», применявшейся при переводе золота в рубли, рублей в доллары, а долларов в песеты. При обменном курсе рубля к доллару 5,3:1 СССР применял соотношение 2,5:1, что давало ему понятную прибыль.

Когда просочились известия о переправке испанских золотых запасов в Париж и в Москву, стоимость республиканской песеты на мировых валютных биржах рухнула, уменьшившись в декабре по сравнению с ноябрем вдвое. Импорт превратился в тяжкое бремя для и без того шаткой экономики, стоимость жизни взлетела[392].

Роль Негрина в то время была важна с точки зрения дальнейших событий. Организовывая отправку золота в Москву, он чрезвычайно сблизился со Сташевским – поляком, направленным в Москву в качестве советского экономического атташе. Сташевский сразу оценил Негрина как человека, которому СССР может доверять больше, чем кому-либо еще. Негрин твердо верил в политический централизм, включающий и контроль власти над экономикой. «По нашему мнению, – докладывал Сташевский в Москву, – необходимо сделать все возможное, чтобы сосредоточить весь экспорт и импорт, включая все валютные операции, в одних руках»[393]

.

Оба, Негрин и Сташевский, были разгневаны тем, что Женералитат и анархисты Каталонии прибрали к рукам тамошние финансы. «Каталонцы бесконтрольно захватывают из филиала Банка Испании сотни миллионов песет», – докладывал в Москву Сташевский[394].

Для них не имело значения, что центральное правительство ничего не делает для помощи Каталонии. Кроме того, они ненавидели советского генерального консула в Каталонии Антонова-Овсеенко, открыто симпатизировавшего Компанису и ладившего с вожаком анархистов Гарсиа Оливером. «Гарсиа Оливер не возражает против единоначалия и дисциплины в бою, – отмечал Антонов-Овсеенко, – но он против восстановления перманентного статуса офицерства, опоры милитаризма. Когда я высказываю согласие с его военным планом, он слушает это с явным удовольствием»[395].

Кроме того, Антонов-Овсеенко останавливался на комментариях министра от Esquerra Жауме Миравитлеса: «Анархо-синдикалисты действуют в промышленности все осторожнее. Они отказались от внедрения эгалитаризма в крупной промышленности».

Антонов-Овсеенко, большевистский лидер, штурмовавший Зимний дворец, сошелся с Троцким и стал членом левой оппозиции: его униженные показания в августе, с признанием своих ошибок и осуждением прежних соратников, не уберегли его от подозрительности Сталина[396]. Возможно, он был из тех, кого отправили в Испанию для подготовки их будущей опалы. Но старый большевик не сумел разглядеть грозившую ему опасность. Он просил советских советников и центральное правительство поддержать наступление в Каталонии.

6 октября 1936 года генеральный консул отправил подробный доклад Розенбергу, советскому послу в Испании: «Наше отношение к анархизму в Каталонии ошибочно… Правительство действительно хочет организовать оборону и много делает в этом направлении, например создает генеральный штаб во главе с умным специалистом вместо прежнего комитета антифашистской милиции». Но его слова были проигнорированы: пропаганда Коминтерна представляла Каталонию и Арагон «царством испанской махновщины». Поскольку Красная армия разгромила анархистов Махно на Украине, Антонову-Овсеенко следовало бы распознать тревожные признаки[397].

Затем он сконцентрировался на международных отношениях, поддержал контакты Женералитата с марокканцами и пообещал им независимость колонии в надежде спровоцировать восстание там, где Франко вербовал себе пополнение. «Две недели назад, – докладывал он в Москву, – делегация национального комитета в Марокко, достойная доверия благодаря ее давнему влиянию на племена Испанского Марокко, приступила к переговорам с комитетом антифашистской милиции. Марокканцы поднимут восстание, как только республиканское правительство гарантирует Марокко независимость в случае своего успеха, при условии, что марокканцы незамедлительно получат финансовую помощь. Каталонский комитет склонен подписать такое соглашение и отправил десять дней назад специальную делегацию в Мадрид. Кабальеро не выразил своего мнения, а предложил, чтобы марокканская делегация провела прямые переговоры (с центральным правительством)»[398].