Гражданство магической реальности

Кинг-Конг, — успел набрать я в ответ, но тут телефон окончательно разрядился. Очко уходит к телезрителям.

Глава 26

Дверь, как выяснилось сидя внутри, раскрывается с характерным щелчком. Вряд ли его можно спутать с какими-либо другими звуками. Когда я повернул голову чтобы посмотреть на входящих, случился произошел очередной когнитивный диссонанс.

Если бы у меня был старший брат… Года этак на два-три старше… Так вот, он, скорее всего выглядел бы точно так же. Плюс-минус игры генома в комбинаторику. Промелькнули и исчезли мысли о доппельгангерах. А затем прозвучал еще щелчок и в кафетерий вошла… мама.

В психологии есть такое понятие, эдипов комплекс. Может, я неправильно понимаю, что он из себя представляет, но… шок — это по-нашему.

Мама сбросила лет пятнадцать и выглядела безумно красивой. Наверное, в рамках былой рациональности, у меня могла бы быть такая старшая сестра. На представителей предыдущего поколения ни отец, ни мать не походили ни разу.

Всей моей воли хватило лишь на то, чтобы приветливо помахать рукой с бокалом Симфонии. И робко улыбнуться.

Кофе, который готовит Роффе, ничуть не уступает его коктейлям. По молчаливому соглашению, мы с родителями какое-то время делали вид, будто все в порядке вещей. Ночные посиделки в ином континууме, когда твоего отца может спутать с тобой его старый знакомый.

Ага…Спектакль продолжался до тех пор, пока Роффе не принес откуда-то длинную белую свечу, наверное, чуть больше локтя высоту, а отец не установил её в центр столика и не зажег. Разумеется, без каких-либо спичек или зажигалок. Я начал потихоньку привыкать к такой роскоши.

— Дождались, Вивер, — сдержанно заметил отец, сидя по правую руку от меня.

— Дождались, Каннер, — эхом откликнулась мать, отвлекаясь от бисквитного пирожного. — Кто бы мог подумать…

Вот и познакомились, подумал я. Теперь я, по видимости, Имярек Каннерович. Осталось разобраться с фамилией.

— Ровным счетом ничего не понимаю, только местами о чем-то догадываюсь.

Моё признание родители встретили с понимающим видом.

— Тебе уже кто-нибудь говорил, что ты перворожденный? Само понятие первородства в контексте всего этого окружения о чем-либо говорит?

Мама в своем репертуаре. Даже дома, когда они изображали классических родителей, слово “контекст” оставалось одним из любимых слов её словарного запаса.

— Единожды. Уже тут. Роффи сказал. Без каких-либо пояснений. Полагаю, речь не о чечевичной похлебке.

— Вот и настало время, — провозгласил папа голосом, балансирующим на грани взволнованной торжественности.

— Сегодня надо рассказать очень и очень о многом, потому ты получишь краткое описание, а за подробностями обратишься к нам позже. Благо мы никуда исчезать не планируем, а большинство крайне неудобных ограничений на общение с собственным ребенком пропали с момента получения им гражданских прав.

Кстати, перед тем как мы начнем тут занудничать, какую категорию тебе выдали в управе?

Похоже, эта категориальность, тут определяет многое. К счастью, я уже успел увидеть реакцию Роффе, а потому был готов.

— Кей, папа.

Родители на мгновение застыли, казалось даже перестали дышать. А затем медленно переглянулись. Не только Роффе пустил слезу при этом известии. Прослезились и мои предки. Как я успел понять, у них до сих пор категория Эль.

— Когда ты упомянул про расширенное гражданство, я предположила, что речь идет про категорию Эль Плюс, — призналась мама.

— Нам, мигрантам, выдавали либо Эм, либо вовсе Эн. Но из тех, кто получил Эн, выжили единицы. Логично было предположить, что перворожденному выдадут гражданство на одну ступень выше, но Кей… сынок, тебе придется рассказать нам в мельчайших подробностях всю историю получения категории. Тут может иметь место какой-то подвох!

— Позже, мам, — извиняющимся тоном ответил я, выкладывая левую руку на стол. Браслет на запястье был ответом сам по себе. Тоже не детализированным, с намеком на возможные ограничения в распространении.

Глаза у отца сверкнули. Он определенно распознал кожу мамонта. Или я снова ошибаюсь в родителях. Не впервой, кстати.

— Перворожденный, это первое поколение детей мигрантов, рожденных в условиях новой Печати, — пояснил он. — Мы с Вивер прибыли сюда еще детьми, но наша суть все равно чужда этому мирозданию. Даже игнорируя те аспекты, которые можно назвать… политическими.

Родовые силы, семейная магия, тайные практики. Все эти вещи предполагают либо глубокую адаптацию к мирозданию, к мельчайшим деталям Печати, либо… опасны. Все наши врожденные умения и навыки здесь работают с крайне малым коэффициентом полезного действия. Оттого управа тщательно опечатывает всех мигрантов и дает им гражданство низких категорий.

Итого, я не какой-то там фэнтезийный принц или аристократ, как сплошь и рядом случается в фэнтезятине про попаданцев и внезапно объявляющихся родителей.

Я потомок мигрантов, то ли беженцев, то ли гастарбайтеров.