Гребень Матильды

– Именно! Именно грезил! Вы разбудили во мне кураж! И за это я вам премного благодарен!

Они прошли на веранду.

– Холодно. Укройтесь пледом, – посоветовал Рудницкий, захлопотав над столом. – Сейчас самовар поставлю. У меня нынче есть угощение. А вы начинайте рассказывать. Не ждите, пока разберусь с хозяйством.

Глаза его блестели нетерпением, поэтому томить старика Анна не стала.

– Так. Новый разворот, – выслушав ее, произнес Рудницкий. – Впрочем, что-то в этом роде я подозревал. Значит, все-таки Матильда – это Кшесинская. И преступник охотится за ее драгоценностями.

– Пока это, как и у вас, лишь предчувствие.

– Ничего такое предчувствие, – заметил Рудницкий и встал. – Погляжу, что там у нас с чаем.

Самовар был готов на удивление быстро. Словно только и ждал, что за ним придут. Рудницкий заварил чай в фаянсовом чайнике, поставил на стол сахарницу, следом вынес тарелку с домашним печеньем.

Анна отметила и вид, и запах угощения, но спрашивать, откуда оно, не стала. Отпила из изящной фарфоровой чашки и замычала от удовольствия.

– Дивный чай. Откуда настоящий, кстати?

– Да так. По случаю купил. Но не уводите меня от темы, голубушка.

– У меня в голове все время вертелось имя – Матильда. Но я никак не могла его… пристроить. И тут по ходу дела выясняется, что услугами ювелира Савицкого пользовалась знаменитая балерина Матильда Кшесинская. Меня как ударило. Не эта ли Матильда? Не ее ли имя произнесла перед смертью Надя! Дальше – больше! Выяснилось: у Кшесинской была дача в Стрельне. Совпадение или нет? Наш сотрудник поехал узнать, не имел ли к ней отношение Тихон. Оказывается, когда-то именно Кшесинская устроила обходчика на эту должность. Более того: привечала малого и на Пасху всегда дарила целковый. Местные признались.

Откусила печенье и покачала головой: какое вкусное!

– Потом Большая Посадская. Там я тоже спрашивала целенаправленно. Соседи показали, что Найденов работал столяром… где бы вы думали?

– В особняке Кшесинской.

– В яблочко, Аркадий Нестерович!

– Все убитые были связаны с Кшесинской, но по-разному.

– Точно! – констатировала Анна и вдруг спохватилась, что сунула в рот пятое по счету печеньице.

– Мама дорогая! Все угощение съела! Простите меня, обжору!

Рудницкий вгляделся в ее бледное, со следами хронического недосыпания и недоедания личико. Какая уж тут обжора! Вся прозрачная, как рисовая бумага!

Он тоже не терял времени зря и после их разговора приложил немало усилий, чтобы ей помочь. Впрочем, не только данное обещание двигало им.

В отличие от Анны за два произнесенных ею на прошлой встрече слова – «Матильда» и «Стрельня» – он зацепился сразу. Связать их в одно целое не составило труда, ведь для него имя Кшесинской не было пустым звуком. В тысяча восемьсот девяносто четвертом он руководил расследованием одной весьма громкой кражи. Пропал бриллиантовый браслет неимоверной цены, а пострадавшей была балерина Кшесинская.

Тогда-то Рудницкий с ней и познакомился. Несмотря на то что к тому времени он занимал высокую должность, многое пришлось делать самому. Рядовых чинов сыскной полиции к фаворитке наследника не допускали, да и его – с величайшим трудом.

Впрочем, Матильда оказалась очень милой девушкой, лишенной снобизма. Во всяком случае, с ним она была любезна, без всякой спеси отвечала на вопросы и, кажется, не была слишком огорчена исчезновением столь дорогой вещи. Даже смеялась над собой, рассказывая, как искала пропажу, ползая под кроватью.

Матильда произвела приятное впечатление, даже немного – совсем чуть-чуть – взволновала сердце. С тех пор он краем глаза следил за ее судьбой.

Вот почему сразу подумал, что убийства могут быть связаны с ее драгоценностями. Сразу высказать эту версию благоразумно не решился, боялся сбить Анну с панталыку. Однако начал собирать и анализировать факты, которые могли превратить его предположение в полноценную версию.

Теперь он был готов ее озвучить.

Начал издалека, чтоб она прониклась и отнеслась к его словам с доверием.

– Анна, а вы знали, что Николай Гумилев в первую очередь считал себя путешественником, исследователем, а уж потом поэтом?

Она вскинула на него глаза, и Рудницкий в который раз удивился их яркости и нежной голубизне. Такие глаза, а смотреть с любовью не на кого! Бедная Анна.

– Да, Коля рассказывал мне о его увлечениях.

При имени Синицкого Рудницкий посмотрел сочувствующе, но спрашивать ничего не стал.

– Да, конечно.

В глубине дома раздался громкий звук, похожий на поросячий хрюк, а следом торопливое удаляющееся топанье. Анна вздрогнула и поморгала. Рудницкий сделал вид, что ничего не слышал.

Так. Интересно. Не замечала, чтобы Аркадий Нестерович страдал тугоухостью.

Раздался едва слышный скрип открываемой калитки. Потом слабый хлопок.

Кто-то вышел с участка. Но кто?

Она посмотрела на хозяина дома.