Гребень Матильды

– У нас заказано, милейший, – небрежно бросил Никита.

Метрдотель осклабился в приветливой улыбке.

– Прошу, товарищи, проходите. Гардероб налево, вход в зал направо.

И крикнул кому-то:

– Оська, даму раздень!

Из гардеробной выскочил тщедушный Оська с прилизанными волосами и с низким поклоном принял у Румянцева их одежду.

– Я думала, в самом деле раздевать кинется, – прыснув в ладошку, шепнула Анна. – Струхнула даже.

– Со мной ничего не бойся, – произнес Никита с нескрываемой гордостью и, взяв свою даму под локоток, повел в зал.

«Астория» потрясла ее шиком и помпезной красотой. В первый миг даже подумалось, что они переместились на машине времени, о которой писал Герберт Уэллс. Коля прочел роман на английском и стал переводить для нее. Жаль, закончить не успел.

– У нас отличный выбор ликеров. Не желаете ли? – вдруг услышала она и вздрогнула, увидев низко склонившуюся к ней физиономию официанта. Она лоснилась и пахла почему-то валерьянкой.

«То ли пьет, то ли прыщи мажет», – подумала она, рассматривая замершего в ожидании халдея.

– Шампанского нам, любезный, принеси и балычку! – по-хозяйски распорядился Никита.

– Нынче семга и балык не считаются за шик! – провозгласил валерьянистый официант.

Анна усмехнулась. Вспомнилось вдруг, как в «Привале комедиантов» гости закусывали шампанское холодцом и щами.

Заметив, что она улыбается, Никита поманил официанта пальцем и шепнул тому на ухо.

– Не извольте беспокоиться, товарищ! – подмигнул тот и важно удалился.

– Тебе здесь нравится? – повернулся Никита к Анне.

«Нет», – чуть было не вырвалось у нее.

– Интересно, – вежливо ответила она.

– Погоди, это только начало, – пообещал Никита, почти откровенно любуясь ею.

Пять лет назад она не была такой красивой. Оно и понятно. Девчонка-подлеток! Не то что теперь. Ей бы наряд побогаче, а в уши и на пальцы камушки блескучие – равной не найти! А сиськи! Ишь, налились как! Стиснуть бы, да так, чтоб охнула…

Он даже оглянулся. Видит ли кто, с какой он кралей восседает!

Анна не замечала ни взглядов, ни его растущего возбуждения. В ушах бился ресторанный галдеж, а глаза метались по залу, не зная, на чем остановиться.

Тут весьма кстати подкатил запашистый официант с шампанским. Откупорив бутылку, разлил по бокалам и неожиданно, как фокусник, неизвестно откуда вынул алую розу.

– Для вас, мадам!

Она взглянула на Никиту.

– Это еще зачем?

– В честь нашей встречи через столько лет! – не растерялся он.

– Не надо было.

– Да брось, Анюта! Чего ты встревожилась, как тетерка на гнезде!

Анна моргнула. При чем тут тетерка?

Никита прижал руку к груди:

– Без задней мысли, честное слово.

Она приняла цветок и поблагодарила.

А что делать? Не устраивать же из-за этого скандал?

Может, не он, а она напридумывала лишнего? У Румянцева, кажется, дама сердца имеется. Ее он позвал как старую знакомую. Ну посидят, повспоминают былое. Если повезет, сможет выяснить, что ему известно о Синицком. На этом все и закончится.

– Выпьем за нас! За то, что мы живы и молоды! – провозгласил Никита, поднимая бокал.

Они чокнулись.

– Давай до дна! – предложил он, глядя, что она едва пригубила.

– Не торопи меня. Я шампанского сто лет не пила.

– А что пила? Неужели самогон? – вытаращил глаза Никита, и она невольно рассмеялась.

Она же помнит: он хороший.

Во всяком случае, был хорошим.

Анна присмотрелась. Внешне он не сильно изменился и все же выглядит иначе. Держится уверенно. Смотрит властно. И одет хорошо. Чекисты обычно все, как с одной картинки: гимнастерка, галифе и кожанка. В первую встречу на Никите была светлая косоворотка, а нынче вообще – рубашка белая. Небось из довоенных запасов. Волосы чистые и никакой недельной щетины. Аккуратный, стало быть.

Чем не жених?

Официант принес закуску.

Никита сделал жалостливое лицо.

– Извини, если буду чавкать. С утра не жравши, аж мушки в глазах роятся.

– Да чавкай на здоровье!

Она снова рассмеялась и наконец почувствовала, что успокоилась.

Балык был превосходен, стерлядь под белым соусом таяла во рту, а когда принесли котлету по-киевски…

Ммм…

Таких изысканных блюд она не пробовала ни разу в жизни.

Котлета брызнула растопленным маслом. Жир попал на край стола, и она вытерла его белой крахмальной салфеткой.

Убийца тоже аккуратист. Боится запачкаться. Так, кажется, Гнатюк сказал? Бьет, чтобы кровь не брызнула на одежду.

Перед глазами вдруг встал человек в английском костюме, которого она встретила в квартире Савицкого. У того тоже белая рубашка была. Конечно, жалко пачкать кровью такую красоту.

Рано она вычеркнула его из подозреваемых.

– О чем задумалась, Анюта? – вернул ее на землю Никита. – Вспоминаешь веселые денечки?

– Не слишком веселые, Никит.

– Согласен, но знаешь, с годами я стал понимать, что эти годы были самыми счастливыми. Дружно работали, правда?

– Правда. Я тоже часто вспоминаю. Особенно последнее дело. Мы тогда убийцу ловили, который рядом с трупами кукол клал.

Сейчас она переведет разговор на Синицкого и посмотрит на его реакцию. Дрогнет что-нибудь в лице или нет.

Но через миг вздрогнула она сама.