Греческий огонь

-  Вот он, главный террорист! – пролаял из-за спины Серый Волк, потрясая кривым посохом. – Вот он, Кощей богомерзкий! Ну всё, Кощейка, смерть твоя пришла! Избавим мы тебя, Снегурочка, от рабства Кощеева!

И тут девочка в сияющем одеянии, взмахнув ресницами, отшатнулась от своих избавителей.

- Нет! Я никуда не уйду...

Иван даже улыбнулся. Так вот что ты задумал, поганый режиссёр... Ясно. Так и есть. Снегурочка, всплеснув руками, бросилась милому Кощею на шею.

-  Я тебя люблю, Кощеюшка! Спаси меня от этих, с крестами и дубинами!

Молчит русский Иван. Стоит, пошатываясь, посреди сцены.

-  Снегура, ты что, с ума сошла? - пьяно ревёт Муромец. – Это же Кощей! Это ж террорист!

-Нет!

Снегурочка смело смотрит в глаза нетрезвому русскому богатырю.

-  Террорист – вот он, Иван-дурак. Он всех своих соседей закабалил-замучил! Никому не даёт свободы! Чем тебе Пёс-рыцарь не угодил? Чем тебя Тугарин прогневал?

Она стреляет злыми глазками в сторону Ивана.

- Не пойду за тебя замуж! И в Россию не вернусь. Если не освободишь пленников, не повинишься перед ними за грубость, так и знай: не видать твоей стране Нового года! Так и останетесь навсегда в старом, отжившем!

Гром и молния, яростный рёв барабанов подвели черту под словами прекрасной Снегурочки. Сцена провалилась во тьму, и в свете прожектора вновь появилась знаменитая писательница в ладном полушубке из серой норки.

-  Вот такая история у нас получилась... мудрая и правдивая история, – поплыл над площадью её мягкий, неспешный голос. – И пусть каждый, кто борется с террором, начнёт с самого себя. Может быть, мы сами виноваты в том, что нас взрывают? И я хочу попросить всех: давайте дружить! Давайте забудем злые былины, где святорусские богатыри только и делают, что порабощают соседей. Наступает Новый год, время новых сказок. Мы против террора, мы за дружбу! И пусть, в знак этой дружбы, русский Иван прямо сейчас встанет на колени перед теми, кого он унизил и оскорбил: перед народами Прибалтики и Кавказа – за годы оккупации. Перед мусульманами Поволжья и евреями советского рассеяния – за столетия кровавых погромов; перед европейскими соседями – за склонность к азиатской деспотии и нежелание быть свободным, культурным и дружественным народом.

Один-единственный луч ударил в середину тёмной сцены, без труда пригвоздив к ней Ивана.

-  И теперь, дети и взрослые, волшебники и те, кто только учится творить чудеса, давайте все вместе, хором попросим русского Ивана встать на колени. Одумайся, Иван, и отрекись от своего рабского, варварского прошлого. Настало время великого покаяния русской земли!

Непразднично затихла площадь. Как-то напряжённо ссутулился на своей трибуне президент. Закрыл ладонью глаза кто-то из бойцов "Альфы".

-  Какая странная сказка, – произносят в толпе. Кремлёвские куранты пробили девять. Вернее, двадцать один час...

Сидящие рядом на трибуне суворовцы до боли сжали друг другу руки.                                                              

-  Неужели встанет? – тихо спросил Паша Лобанов у Ярослава Телепайло и получил сильный тычок в бок.

- Забыл? Девять!..