Грех 22.10.08

На этом мы расстались. Но после этого нас пригласили к полковнику Стоксу из Генерального штаба. Он выслушал внимательно и сказал: «Завтра утром приходите и поедете в Хамадан к лорду Денстервиллю — начальнику экспедиционного корпуса восточной английской армии». Так мы и сделали. Через два дня мы были у лорда Денстервилля, который нас принял, выслушал и говорит: «Да, это интересно, это совершенно совпадает с нашими задачами, потому что мы хотим, чтобы кавказский фронт продолжался возможно дольше. Но это все будет не скоро». Тогда мы попросили отправить нас во Францию, поскольку получили предложение ехать на французский фронт, летчиками, воевать на стороне французов. Он согласился, и мы уже собрались выезжать в Басру, чтобы сесть на пароход и плыть во Францию, но вечером приходит солдат и вызывает меня к Денстервиллю. Этот Денстервилль говорит, а он говорил по-русски, как мы с вами: «Джунковский, вы хотите видеть свое? го отца?». — «Желание нормальное, но я завтра уезжаю, как вам известно, во Францию». — «Если вы хотите видеть своего отца, то вы поедете завтра в Баку». — «Почему в Баку?» — «А потому, что он организовал противобольшевистский фронт в Закаспийской области, в Ашхабаде, и мы ему помогаем, как можем. Вы поедете от нас для связи, как английский офицер». Потому что в промежутке я был зачислен в английскую армию. Я говорю: «Хорошо, от такого предложения отказаться не могу». И через некоторое время мы выгрузились в Баку. Это был первый английский десант: полковник Стокс, консул Макдональд и Джунковский. Это был 1918 год.

— И какова была ваша дальнейшая судьба?

— Я довольно долго был на Закас? пийском фронте, присутствовал при становлении власти большевиков, видел и некоторые их неудачи. Так, например, в Красноводск была привезена баржа с комиссарами, которые там были расстреляны. До сегодняшнего дня Советы это забыть не могут.

— Это история Бакинских комиссаров.

— Эта история была проделана одним английским офицером, имя его называть не стоит, потому что оно все равно фальшивое.

— Оно все равно известно.

— Не думаю. Настоящая фамилия его не известна.

— 26 комиссаров было, и 26-м или 27-м был Микоян, который, между прочим, высадился в Астрахани и, тем самым, спасся. Вы не знаете более подробно об этой истории?

— Нет. Я знаю только о расстреле и о том, что это было организовано этим Миллером, английском офицером очень толковым, который тоже говорил по-русски, как мы с вами. И сам ранен на Закаспийском фронте. Там англичане принимали деятельное участие.

— Как вы выехали из России?

— Из России я выехал довольно грустно. Мне предложили выехать с английской армией в Лондон. Но так как мой отец был в это время в Добровольческой армии, после ликвидации Закаспийского правительства, я поехал туда и в Екатеринодаре заболел сыпным тифом, так что меня вывезли на носилках в Салоники, потом я попал в научную сферу, где более или менее удачно провел остаток своей жизни.

Предисловие и публикация Ивана Толстого

Моя Москва

Тверская улица глазами одного человека

Ефим Зозуля

  

 

Очерк Ефима Зозули «Моя Москва», опубликованный в 1936 году в библиотечке «Огонька», заканчивался анонсом: «Настоящая книжечка — глава из большой книги о Москве. В большой книге, которая будет закончена в ближайшие год-два, материал будет собран по тому же принципу, именно: на основе взаимоотношений одного человека с великим городом». Но эта книга так никогда и не была написана.

Печатается с сокращениями по изданию: Ефим Зозуля. Моя Москва. Библиотека «Огонек». № 7, 1936 г.

Очень хочется записать все, что происходило, что я лично видел, чувствовал, переживал и что запомнилось мною на улицах Москвы за ряд лет.

Именно: на улицах, на площадях, в скверах, в парках, переулках, домах.

Интересно: что получится, если собрать какую-то горсть фактов, явлений, впечатлений, прошедших через сознание одного человека?

Конечно, тут значительное густо перемежается с мелким и случайным, характерное для Москвы с характерным вообще для человеческой жизни.

Но так или иначе, пусть среди обильных и прекрасных литературных материалов о мировой столице революции, о центре новой эпохи, которая растет с каждым днем, будет и такая скромная книга.

Начну с Тверской улицы, которая теперь называется: улица М. Горького.

Осенним вечером в шестнадцатом году около Страстной площади (теперь Пушкинская) поскользнулась на влажном асфальте и упала лошадь. (Этот участок Тверской, очень незначительный, был асфальтирован давно.) Лошадь упала на бок, сразу, поскользнувшись передними и задними ногами. Было около одиннадцати часов вечера — самый разгар проституционной биржи. С тротуара раздались свист, хохот, улюлюканье. На улице было полутемно. Запахло чем-то жутким, погромным. Со всех сторон неслась матерная брань. Лошадь поднимали. На тротуаре продолжались выкрики, смех, свист. Это было безмерно отвратительно. Это кричала, свистела и улюлюкала старая Москва.