Грех 22.10.08

Моя последняя взятка была судьбоносна. Дело было так. Я заболела, и мне периодически приходилось лежать в больнице. Я долежалась до того, что стала льготником. Что это мне дает, я поняла не сразу. Не до того было. От соседей по палате узнала, что льготники имеют право выбирать: или получать прибавку к пенсии — 450 рэ и самой покупать лекарства или отказаться от этих деньжищ, но зато получать все необходимые лекарства бесплатно. Столкнувшись с тем, что поликлиники отказываются выписывать нужные вам медикаменты (а вы знаете, сколько они стоят? нам Горздрав не разрешает), народ стал брать деньгами. Причем все вылилось в издевательство: каждый год вы обязаны, отстояв километровую очередь, лично отдать заявление об отказе от бесплатных лекарств! Казалось бы, если раз отказался, так и платите по 450 рублей, пока не передумаю или не помру. Фиг вам. Каждое лето, на жаре и в дождь стоят перед Пенсионным фондом старики-льготники, чтобы сдать заявление и отбиться от права получать бесплатные лекарства, которые врачи не хотят давать, разве что пирамидон с пургеном. Поддавшись всеобщему психозу, я тоже отстояла длинную очередь и отказалась от бесплатных лекарств... Позарилась на жалкие полтыщи, как будто мне без них не прожить.

Осенью мне стало хуже. Врач, лечивший меня, сообщил удивительную вещь: есть лекарство, которое должно мне помочь. Я должна делать уколы раз в месяц. Всю жизнь.

— Хотите знать, сколько ваше лекарство стоит? Три тысячи евро. В месяц.

— Вы шутите.

— Нет. Не шучу. Но вы же льготник, вам бесплатно. Я вас научу, как получить рецепт: через главного гематолога города, у него есть такое право. Мы однокурсники.

Радость, охватившая меня, сменилась отчаянием.

— Что мне делать? Я ведь отказалась от бесплатных лекарств.

— Да вы в своем уме?

Было, как сейчас помню, 15 ноября. Я прибежала спозаранку в отделение Пенсионного фонда. В тесном коридоре гвалт и неразбериха: люди не понимают, в какой кабинет занимать очередь. Я от волнения и неопытности битый час простояла в кабинет, где делали перерасчет пенсии, а потом час в тот, где выписывали скидку на радиоточки. Туда, куда мне надо, я попала после обеденного перерыва. Вошла. Объяснила, что хочу аннулировать старое заявление и написать новое, чтобы получать, как льготник, бесплатные лекарства. Ярко-рыжая, немолодая сотрудница порылась в ящике стола и вынула видавшую виды бумагу.

— Женщина, подать новое заявление можно было до 31 октября. Это постановление Совета министров. А сейчас ноябрь. Теперь ждите год и тогда подавайте.

— Я без лекарства не доживу до нового года.

— Ничем не могу помочь. Раньше надо было думать.

— Но раньше мое лекарство не входило в льготный перечень. Неужели нельзя сделать исключение?

— Нельзя! И ходят, и ходят... Не задерживайте очередь. Следующий!

Вернувшись домой, я реанимировала все старые связи, весь мыслимый и немыслимый блат: бывшую соседку, знакомую с губернаторшей, коллегу, у которой бабушка работала в аптекоуправлении и, наконец, племянницу, юрисконсульта в Думе... Никто не помог. Есть постановление правительства. Точка.

Когда положение безвыходно, откуда-то приходят силы. Провалявшись без сна всю ночь, я встала, достала с полки коробку конфет (страшно вспомнить, сколько она там пролежала), свою книгу и снова отправилась в Пенсионный фонд. Я помнила, что в той комнате, где вела прием рыжая инспекторша, была еще одна тетя, секретарь. Тетя сидела за занавеской и делала какие-то выписки. Терять мне было нечего, отстояв очередь, я вошла в кабинет и шмыгнула за занавеску. Тетя скрипела пером и не обращала на меня внимания. Я вынула из сумки конфеты, книгу и положила подарки прямо на ее бумаги. Тетя подняла голову. Я тихим голосом попросила о помощи. Показала заключение врача, выписки и справки о моей грозной болезни. Тетя равнодушно слушала меня. Наконец она разглядела фамилию на обложке книги.

— Ой, это вы выступаете по телевизору?

— Я.

— Да вы что? Правда? Надо девчонкам сказать!

— Пожалуйста, не говорите девчонкам, они меня уже раз отсюда выгоняли.

— Пишите заявление, укажите, что по жизненным показаниям. Ничего не обещаю. Позвоните по этому телефону через две недели.

Когда через две недели я набрала заветный номер, какой-то мужчина, подавляя зевок, сказал, что право получать бесплатно лекарства мне вернули. Господь совершил чудо: позже мне сказали, что я была единственной в Питере, кто добился невозможного. Выходит, ни дачу взятки, ни вранье (ведь это не меня, а мою сестру показывают по телевизору) Господь за грехи не считает... А свою сестру я называю про себя «сестра моя — жизнь».

Умирать, но не сдаваться

Алчность

Эдуард Дорожкин  

 

Нынешний кризис выявил несколько интересных подробностей русского национального характера — не столь очевидных в сытое мирное время.