Грехи и подвиги

Но старуха не умолкала, и в конце концов к ней подошел один из стражников и схватил за руку, чтобы увести со двора. Она завизжала, вцепившись ему ногтями в лицо. Стражник отшвырнул ее, она кинулась снова и… напоролась на выставленную вперед саблю. Потом воин осторожно вытер помутневшую сталь краем оставшейся в его руках черной чадры и, воровато глянув вверх, на окно, наклонился, чтобы поднять съежившееся возле его ног тело.

– Вот видишь, – сквозь зубы произнес Салех-ад-Дин, глядя в лицо Ширали. – И у правоверного воина не хватает выдержки. У христианских князей и королей ее меньше: наши воины привыкли просто повиноваться и делать свое дело, а этим горделивым властителям всегда хочется больше, чем им дано, и больше, чем им удается. Нужно ждать, пока они покинут лагерь и выступят в поход.

Глава 2. Искуситель

Мутный сон овладел султаном только к рассвету. Ему снилось, что он скачет вдоль непрерывной гряды высоких, красных, как песок пустыни, скал. Скачет, что есть силы понукая коня, терзая его бока шпорами. А за ним, воя, мчится старуха в развевающихся черных одеждах. Она не просто бежит, но несется громадными скачками, все ближе и ближе его настигая. Он оборачивается, видит ее оскаленные зубы (Вздор! Мать муллы была совершенно беззубая.), видит, как сверкают волчьи глаза в черных глазных впадинах. Конь хрипит, шатается. Вот споткнулся… И Салех-ад-Дин понимает, что страшная фурия сейчас его настигнет.

Струи холодного пота облили его лицо. Он закричал и открыл глаза. За окном звучал монотонный голос муэдзина, призывающий к утреннему намазу.

Султан отыскал и постелил на каменный пол молитвенный коврик, опустился на колени. Но молиться не получалось – холодной волной душу накрывала тень пережитого во сне страха. «Неужто проклятая старуха теперь станет призраком тревожить меня?» – промелькнула неприятная мысль.

Час спустя, умывшись, он спустился в небольшой садик, устроенный между домом муллы и восточной стеной мечети. Там его ждал накрытый для трапезы столик – свежая большая лепешка, пара испеченных в золе голубей, изюм и кувшин воды. Султан ожидал, что сюда явятся и его военачальники – требовать того же, чего требовал вечером Асад-Ширали, однако никто из них не пришел. Вместо этого слуга вскоре доложил, что прибыл из Дамаска Муталиб-аль-Фазир, постоянный поставщик оружия, и хочет, чтобы султан его принял. Поскольку Муталиб привозил не только отменные сабли, кинжалы и пики, но и самые последние сведения о настроениях подвластных Саладину эмиров, шейхов и мулюков, его просьбу следовало удовлетворить. Дамасский торговец был опытным шпионом, к словам которого султан всегда прислушивался, тем более что сейчас он вовсе не был уверен в безграничной преданности своих вассалов.

– Пускай войдет! – бросил он слуге, брезгливо отряхивая полу халата, хотя на ней не было ни крошек, ни капель воды. – И принеси для него скамейку: когда он пытается сидеть на подушках, они разъезжаются под его задом!

Купец вошел, по обычаю прогибаясь перед султаном, усердно сложив руки под черной метелкой своей хилой бороды. Но эта угодливая поза вовсе не обманывала Саладина – он знал, что Муталиб на самом деле не испытывает к нему почтения, он никого и ничего не почитает, кроме золота. А золото султана таяло, как сахар на жарком солнце – армия требовала новых и новых расходов. (Как уж тут отдать неверным двести тысяч червонцев?!) И тем не менее, покуда есть, чем платить за дамасскую сталь и за доносы на неблагонадежных эмиров, этот чернобородый проходимец будет низко кланяться и льстиво улыбаться. А как же иначе!

– Да продлит Аллах твои дни и да пошлет тебе великих побед, о солнце правоверных!

Эту заученную фразу все повторяют более или менее фальшиво. У Муталиба выходит как раз неплохо: он и не пытается скрыть, что просто говорит то, что говорить положено, чтобы затем перейти на самый естественный тон.

– Здравствуй, здравствуй, купец! – приветствовал Салех-ад-Дин своего поставщика. – Ну и как довез ты сюда свой товар?

– О, на этот раз безо всяких помех, великий султан! Неверные разнежились, отдыхают и не спешат перекрывать дороги к этим горам. Думаю, ты будешь доволен.

– Буду доволен, если ты усвоишь наконец, что я именую себя не султаном, а мулюком [50]. Ладно, это не так уж важно. Ты слыхал о том, что учинили неверные?

– Слыхал, слыхал.