— Жаль! А какой был парень совсем недавно! С отличием окончил МГУ, поступил в аспирантуру. Профессора нахвалиться не могли, сулили блестящее научное будущее... а Максим вдруг как с цепи сорвался. То в одну историю влипнет, то в другую. Недавно учинил драку в баре, попал в милицию. Как я ни пытался замять эту некрасивую историю, журналисты все равно разнюхали, и информация попала в газеты. Павлу это не на пользу. Он, лидер, должен быть кристально чист. И так среди руководства партии наблюдается недовольство. Боятся, что избирателям подобные эксцессы могут не понравиться. Подумают; если человек не способен справиться с собственным сыном, как же он может браться решать судьбу страны... Ситуация складывается не слишком хорошая.
— Мне трудно об этом судить, я не интересуюсь политикой...
Можейко сдержанно кивнул:
— Помню. И говорю все это лишь для того, чтобы было ясно, что опасения Аллы имеют под собой реальную почву.
Я пожала плечами:
— Проблему это не снимает.
Степан Степанович энергично рубанул воздух рукой:
— Это слишком важное дело...
— Павел Юрьевич думает иначе, — не сдержавшись, перебила его я. — Он категорически против данного расследования.
— Знаю, — кивнул Можейко, — но это потому, что он идеалист.
— А вы? Нет? — я усмехнулась.
— Конечно нет! — вполне искренне воскликнул Степан Степанович. — Идеалистам в политике делать нечего. Это весьма и весьма грязное дело.
— А как же Павел Юрьевич? Идеалист — и в то же время глава партии? Не стыкуется, знаете ли!
— Паша свое место занимает по праву, — нахмурился Можейко, явно недовольный моей непочтительностью к своему другу. Уперев тяжелый взгляд мне в переносицу, он отчеканил: — Павел — необычайная умница, в его голове рождаются блестящие идеи. Мало кто из ныне существующих политиков способен стать с ним в один ряд.
Я смотрела на него с веселым интересом. Его раздражение меня ни капли не задело, а вот необычайная горячность позабавила. Степан Степанович уловил в моем взгляде насмешку и криво усмехнулся:
— К сожалению, блестящие идеи не могут существовать без солидной материальной базы. Ну сами понимаете... Деньги, спонсоры, раздача постов... Это все не для Паши...
— Для этого у него есть вы! — хмыкнула я.
— Точно! Я грязи не боюсь и легко со всем этим справляюсь.
— Выступаете в роли Плохиша? — съязвила я.
— Друга Павла, — очень серьезно поправил меня Можейко. — Я беру все это на себя потому, что иначе Паша не сможет работать.
— Жертвуете собой, — снова не удержалась я от шпильки. Мое замечание Степана Степановича развеселило.
— Совсем нет! — от души расхохотался он. — Мне моя работа нравится.
— Чем?
— Возможностью принимать решения. Я не такой головастый, как Паша, и ничего толкового придумать не смогу, как бы ни пыжился. А вот в работе с людьми мне равных нет! Я ведь человек очень конкретный. Поставь мне задачу, и я ее выполню! Причем, чем она сложнее, тем большее удовольствие я от нее получаю. Можно сказать, благодаря Паше я нашел себя. Но если б даже эта работа мне не нравилась, я все равно бы ею занимался. Ради Павла! Ему одному такого дела не поднять.
— Значит, все-таки жертвуете.
Степан Степанович кинул на меня короткий взгляд, отвел глаза в сторону и задумчиво протянул:
— Назовите это иначе. Это не жертва, дружба. Ради нее можно и не такое сделать. Заметьте, имею в виду настоящую дружбу, а не ту, о которой кричат на каждом углу.
Пока я молчала, переваривая услышанное, Степан Степанович деловито заявил:
— Все это лирика, а нас ждут практические дела. И здесь не должно быть проблем. А если они все же возникли, нужно срочно их ликвидировать. К счастью, это в наших силах. В общем, я убедил Аллу быть более гибкой и разрешить вам при необходимости прибегать к помощи специалистов.
Такого подарка от него я не ожидала.
— Спасибо! — выпалила я, искренне обрадованная.
Можейко строго погрозил мне пальцем:
— Но, разумеется, с соблюдением крайней осторожности. Никто ни о чем не должен догадываться.
— Я буду осмотрительна. Обещаю!
— Тогда у меня все. Позвольте откланяться. Да, вот еще что! Послезавтра мы едем в Вуславль. Нас ждет архив. Я уже обо всем договорился.