— Судя по тому, что за их спинами виднеется часть лужайки и угол дома, снимок сделан в частном владении, — пробормотала я, обращаясь не столько к Алле Викторовне, сколько к самой себе. Есть у меня такая привычка: в моменты напряженных размышлений высказывать собственные мысли вслух.
— Почему вы так решили? Это может быть и общественное место! Парк, например, — строптиво возразила моя соседка.
— Быть всякое может, но тут есть дом.
— И что? В парке не может быть строений? — не отступалась Ефимова.
Я сунула ей в руки лупу:
— Посмотрите внимательно на окна. Это точно жилой дом.
Пока она разглядывала фотографию, я попыталась объяснить ход своих рассуждений:
— В объектив фотографа попало два окна. На обоих кружевные занавески и цветы в горшках. И вот здесь, гляньте, — я ткнула пальцем в крайнее окно, — видите, занавеска слегка отодвинута и лицо женщины виднеется. Наблюдает за снимающимися и улыбается. Типичная бытовая сценка. Нет, уверена, это точно частный дом.
— Что ж, может быть и так, — поколебавшись, неохотно согласилась Ефимова.
Лупу, однако, не вернула и еще некоторое время продолжала дотошно изучать фотографию. Я не мешала, ожидая, что последует дальше. Пауза затянулась, но в конце концов Алла Викторовна опустила лупу и с сомнением сказала:
— Все выглядит как-то очень по-мещански... И эти кружевные занавески, и цветы в горшках. Только кошки на подоконнике не хватает. А ведь мы предполагаем, что моя свекровь принадлежала к графской семье...
— То есть вы допускаете, что эта девочка на фотографии и есть Натали?
— Конечно. Иначе какой смысл Ольге Петровне столько лет бережно хранить именно это фото?
— А кто тогда женщина рядом с ней? Ее мать?
Алла Викторовна покосилась на кусок картона у меня в руках.
— По логике вещей получается именно так, — с сомнением протянула она.
— Но вас что-то смущает, — закончила я ее мысль.
Алла Викторовна еще раз бросила взгляд на фотографию и решительно заявила:
— Не похожа она на дворянку. Лицо простоватое.
Теперь наступила моя очередь с сомнением разглядывать снимок. Мне и самой лицо женщины не слишком нравилось, но дело тут было вовсе не в аристократичности черт, а в выражении. Уж очень неулыбчивое оно было. Глубоко посаженые темные глаза сурово смотрели прямо в объектив, узкие губы были плотно сжаты, да и гладко зачесанные назад светло-русые волосы не делали снимавшуюся привлекательнее, чересчур открывая широкий лоб. Поза женщины тоже вызывала во мне ощущение внутреннего дискомфорта. Чувствовалась в ней некая напряженность. Незнакомка стояла вытянувшись в струнку, одной рукой прижимая к себе за плечи девочку, а другой, словно не зная, куда ее деть, придерживала юбку.
Симпатии и антипатии — вещи сугубо субъективные и в расследовании крайне вредные. Стоит им поддаться — и сам не заметишь, как они тебя заведут совсем в другую, очень далекую от истины сторону. Стараясь быть объективной, я осторожно заметила:
— Ну по лицу трудно судить. Всякие они были, и не каждый мог похвастаться тонкостью черт.
— Пусть так, но посмотрите, как она одета, — не уступала Алла Викторовна.
Ткнув мизинцем в платье незнакомки, она с непоколебимой категоричностью заявила:
— Слишком скромно.
Наряд действительно не блистал ни роскошью, ни кокетством. Прямая юбка, длинные рукава, глухой стоячий воротник. И никаких украшений. А очень темная, возможно, даже черная ткань только подчеркивала строгий аскетизм платья.
— Мне кажется, это гувернантка, — вынесла свой приговор Алла Викторовна и вопросительно посмотрела на меня.
— Не могу ничего сказать.
— Точно гувернантка или даже няня. Смотрите, ребенок совсем на нее не похож.
Девочка на фото и в самом деле казалась полной противоположностью обнимавшей ее женщине. На вид ей было не больше двенадцати. Светлые волосы тоже были забраны назад и закреплены бантом на затылке, но это ее совсем не портило. Выбившиеся из прически кудряшки непокорно вились, как им заблагорассудится, а открытое лицо светилось весельем. Светлые бровки вздернуты забавным домиком, и даже на снимке видно, что она еле сдерживается, стараясь не рассмеяться. Белое платье было сшито по моде того времени и щедро украшено кружевным шитьем.
— Хорошенькая, — заметила Алла Викторовна.
— Очень, — согласилась я.
Алла Викторовна откинулась на подушки дивана и раздраженно вздохнула:
— Ничего мы не добьемся, разглядывая это фото. Здесь все не сходится. И этот убогий дом, и эта угрюмая женщина, и даже девочка. Может быть, это вовсе и не Ольга Петровна на фотографии?
— Некоторое несоответствие есть, спорить не буду, но оно наверняка имеет свое объяснение. Просто мы его пока не знаем. А насчет дома я не согласна. Очень добротный дом. Кирпичный, с резными каменными наличниками. Посмотрите внимательно. Тонкая работа. Даже на фотографии видны виноградные лозы. Такое стоит дорого.
— Вы к чему клоните?
— Если дом не ее и на фотографии не она, почему Ольга Петровна столько лет бережно хранила этот снимок?
Глава 15