Греховная страсть

Все свое свободное время я тратила на то, чтобы как можно больше разузнать о Беранже. Я надеялась выяснить, куда он уходит на прогулку, где он пропадает часами, о чем он думал, когда учился в семинарии, что он любил, когда был мальчиком, юношей. Но больше мне ничего не удалось узнать о его жизни. Как-то я околачивалась под его окнами, отвлеклась и не заметила, как Беранже подошел ко мне. Хотя он тепло поприветствовал меня, но смотрел очень подозрительно. Я же была невероятно раздосадована — мне было стыдно, что он застал меня за этим бессмысленным занятием, да и потом, я совершенно не хотела его огорчать или досаждать ему.

Недавно мы с Мишель обратили внимание на мадам Лапорт, жену мэра, которая жила в замке, и так была непохожа на остальных женщин. Стройная, с аристократическими манерами, она и одевалась иначе — носила блузы с высокой стойкой, украшенные брошью в виде бабочки. Обувь ее была всегда из хорошей, тонкой выделки, кожи. И несмотря на то, что она держалась в стороне от других женщин, они уважали ее. И где бы они ее ни встретили, всегда почтительно приветствовали, мне казалось, что они принимали ее за свою.

Наверное, этому способствовало то, что ее муж был мэром. Он был дородным и весьма общительным человеком, который проводил вечера, беседуя с мужчинами. Он был известен еще и тем, что никогда и никому не отказывал в помощи, и с благодарностью принимал угощения — не лишал себя удовольствия пропустить пару бутылочек вина из винограда свежего урожая с тем, кому помог. Подобной пары я не встречала ни прежде, ни потом. Глядя на них, невозможно было понять, почему они вместе, настолько они не подходили друг другу. Они отличались не только внешне, но и манерой поведения. Мэр шел своим путем, зарабатывая симпатии горожан, мадам Лапорт же шла, если так можно выразиться, вразрез с общественным мнением. Мэр разговаривал громогласно, перемежая свою речь грубым хохотом и бурной жестикуляцией, мадам Лапорт разговаривала тихо и спокойно, иногда почти шепотом, и я никогда не видела, чтоб она улыбалась.

Однажды утром мне посчастливилось встать рано и приступить к своим обычным домашним делам. Я оделась и отправилась за водой. Вся деревня была окутана туманом, и он сопровождал меня на всем моем пути. Казалось, вся деревня еще спит, только в двух-трех окнах я заметила пробивающийся сквозь ставни свет. Я ощущала невероятный прилив бодрости, вдыхая утренний сырой воздух, я наслаждалась, что иду ранним утром одна. Дойдя до колодезного насоса, я не увидела никого: площадь была пуста, только каменная стена рядом, да и все. Вдруг на стене показалась чья-то тень, очень похожая на фигуру человека. Я присмотрелась: действительно, сквозь туман можно было разглядеть спину, голову, покатые плечи, тонкие руки, распущенные волосы. Вскоре я поняла, что это мадам Лапорт, но почему-то в ночной рубашке. Я подумала, что, должно быть, ей не спалось и она вышла пройтись, не переодеваясь, не рассчитывая кого-то встретить в столь ранний час. Я отступила в туман, боясь, что она меня заметит, но она уже увидела меня. Она повернулась ко мне, глаза ее ничего не выражали, мы холодно поприветствовали друг друга, и раньше, чем я придумала, что сказать, она удалилась в туман, в сторону своего замка.

Мишель приписала это событие ее странному характеру. Что она делала так рано, одна и неодетая? Молилась? Но мы никогда не видели ее в церкви, мы даже думали, может, она протестантка или еврейка. Сам мэр появлялся в церкви каждое воскресенье, и хотя ни у кого не вызывало вопросов, почему его никто не сопровождал, — этот случай показался нам скандально странным. Мадам Лапорт была бездетна. У нее была горничная и повар, что же она делала все дни напролет?

— Я была бы вам благодарна, если бы вы поменьше времени тратили на обсуждение чужого несчастья, — ответила нам мать на вопрос, почему у семьи Лапорт нет детей. Слово «несчастья» только лишь укрепило наши подозрения и еще больше разожгло любопытство. Мадам Лапорт стала для нас трагической фигурой. Как она могла жить, зная, что у нее никогда не будет детей? Мишель начала рассуждать на эту тему с сознанием дела, но я не нашла ничего умного в ее словах и вскоре перевела разговор в другое русло, интересовавшее меня больше всего.

Мы подолгу оставались у замка, желая встретить мадам Лапорт, когда она будет выходить из дома. Мы даже придумали, как начать с ней разговор:

«Какой прекрасный замок. Не могли бы вы показать нам его?» Или «Мы знаем мадемуазель Лапорт в Эсперазе, вы ей случайно не родственница?»

Мы, конечно же, не знали никакой мадемуазель Лапорт, но все-таки придумали адрес и другие мелочи на случай, если она начнет расспрашивать. Однако мы были сильно разочарованы, так как единственными, кого нам удалось увидеть у замка, были ее кухарка и горничная. У нас не было ни повода, ни предлога, чтобы постучать в дверь замка. И вскоре наши надежды разузнать о ней хоть что-то померкли.