Греховная страсть

Та персона, что пишет Вам, скрывает свое имя для того, чтобы у Вас не создалось о ней превратного мнения. Не будьте к ней строги, так как ее намерения не причинят Вам зла, она никогда бы не решилась доставить беспокойство такому человеку, как Вы, тем более священнику. Она любит Вас с такай силой и пылкостью, с такой чистотой и страстью! Вы заполняете собой ее сердце, владеете им, все ее мысли только лишь о Вас. Лишь о Вас она мечтает, лишь Вас она желает. Долго она носила чувство это в себе и вот не выдержала и призналась Вам в этом со всей своей чистотой, честностью и открытостью. Вы никогда этого не поймете, не поймете, как она страдала из-за Вас, страдает и, вероятно, будет страдать, и жизнь ее от этого — хуже, чем смерть. Она также хорошо знает, как это письмо шокирует Вас, Вы найдете его непристойным, как и она сама находит его таковым, но сердце жаждет этой неосмотрительности, простите ее, я умоляю Вас».

Я схватила это письмо и понеслась прямо в спальню к Беранже. Я знала, что он там. Я постучала и почти что сразу же ворвалась. Он стоял перед гардеробом в одной нижней рубашке.

— Это твой секрет? — завопила я, размахивая письмом. — Ну надо же, как патетично.

Он продолжал одеваться, пребывая в весьма сильном удивлении, ничего мне не отвечая и не зная, что ответить, а я продолжала:

— Вот это называется навестить свою маму, да? Это значит «проведать семью»? Ты навещал женщину.

— Мари, это не то, что ты думаешь, я сжег другое письмо.

Мне так хотелось его ударить, точнее, нет, мне хотелось ему вмазать. И если бы я не была девушкой, я бы так и поступила. Но я лишь на мгновение представила себе, как я буду выглядеть со стороны, что он подумает обо мне и что произойдет с нашими отношениями, и сдержалась. А он спокойно закончил одеваться и спустился вниз. Уже оттуда мне сказал:

— Мари! Ну, хватит уже.

Я спустилась вслед за ним и стала накрывать на стол. Он внимательно следил за моими движениями, я нарезала для него хлеб и поставила на огонь чайник. И тут он сказал:

— А ты ревнива, Мари!

Я разозлилась еще больше. Мне хотелось запустить чайником прямо ему в голову. Я злобно ответила ему:

— Вам лучше уйти, пока я не размозжила вам голову.

Тут он откинул голову и захохотал.

— О, Мари, как ты прекрасна.

Я стояла, обескураженная, и смотрела на него. Лицо мое вспыхнуло. Я повернулась к огню, где уже кипел чайник.

— Вы не ответили мне на вопрос.

— У меня ничего не было с этой женщиной. Это не моя вина, что она пишет мне.

— Но, может, вы это как-то поощряете?

— Почему ты так думаешь? Если бы эта женщина была мне дорога и я ждал бы ее писем с нетерпением, я ни при каких обстоятельствах не стал бы бросать ее письма в огонь.

— И не притворяйтесь, что вы не знаете, кто она.

— Но я действительно не знаю этого, Мари. Хотя я могу предположить, но я не уверен. Она одинока, хороша собой и влюблена в священника. Не такая уж и необычная ситуация, — сказал он и уставился на меня.

— Что вы имеете в виду? — сказала я, вновь почувствовав прилив злости, — вы предполагаете, что это я?

— Нет, нет, что ты, Мари, я просто хотел тебя подразнить.

— Не надо меня сравнивать с ней.

Он отпил немного кофе и поставил чашку на стол.

— Я никогда не делал ничего подобного. — Тон, которым он произносил эти слова, убедил меня: он говорил серьезно. — Мари, Марионетта! Ты ни на кого непохожа. Ты сама по себе. Особенная.

Мне так понравилось, как он произнес мое имя, мне хотелось, чтобы оно слетало с его губ еще и еще.

Это был самый первый раз, когда мы дали друг другу понять, что испытываем взаимную привязанность. Теперь он мог брать мою руку в свою, подолгу держать ее и не отпускать. Мы не прятались ни от кого. Все видели, что нас связывает нечто большее, чем дружба. Я и сама понемногу стала надеяться на ровный и спокойный брак. Хотя знала, что Беранже дал обет и то, о чем я думаю, — просто не может быть. Но что поделать, факт оставался фактом — я любила его и желала с такой силой, что никто и ничто не могло меня удержать, особенно теперь, когда я почувствовала его тепло и нежность.

Иуда