Греховная страсть

— Да, регистрация крестин, свадеб, других обрядов.

— Ты уверен?

— Абсолютно. Там нет ни слова ни о каких видениях.

— Может, дашь мне почитать?

— Мари, у тебя есть основания не доверять мне?

— Нет, просто мне это интересно, я… я… Я хотела всего лишь посмотреть, просто посмотреть.

— Странно, что австриец не попросил ее у меня.

— Почему? Ты ему о ней не написал?

— Я написал, что мы нашли несколько вещей, но не писал, каких именно.

— Так поэтому он тебя и не спросил, он просто о ней не знал!

— Да, вероятно. Он спросил, не находил ли я какую-нибудь книгу с подобными записями, и я сказал, что нет.

— Ты даже не упомянул о церковном регистре?

— Нет, а зачем? Она совершенно незначима.

— Складывается впечатление, что у тебя были причины скрывать это от него.

— Я не доверяю ему. Он высказывается совершенно неоднозначно. Мы не знаем, что у него на уме, к тому же он все время говорит об этих сокровищах тамплиеров. Пусть Бог поможет ему в его поисках. — Немного помолчал, а затем сказал:

— По всей вероятности, одним из предков этой сумасшедшей был сам Великий магистр ордена тамплиеров, Бертран де Бланшфорт.

— Бланшфорт — это руины другого замка, похожего на наш, но восточнее нашего места.

— Да, там жила семья Бланшфорт. И наш друг интересуется видениями этой дамы, потому что думает, там кроется какой-то секрет сокровищ рыцарей Тампла. Он хочет их найти. Но сначала книгу.

— Понятно.

— Все это просто абсурд, а человек этот — маньяк. — И он потер лицо рукой.

— Итак, ты отверг его предложение? — спросила я.

Беранже молчал.

— Деньги, которые он предложил тебе, ты их принял?

— Не говори со мной в таком тоне. Это подарок.

— Но в обмен на услуги.

— Ничего больше, чем просто мое внимание.

— И отчеты ему о том, что ты нашел.

— Я не был готов к появлению человека, который проявит к нам такой интерес.

— Тогда тебе следовало бы отказаться от его денег.

— Они нужны нашей церкви, Мари.

— Но ты солгал. Ты взял его деньги в обмен на что-то, чего не собираешься делать.

Беранже разозлился и со всей силы ударил кулаком по столу. Стакан с водой подпрыгнул, и вода выплеснулась, намочив лежащие на столе бумаги. Остальные бумаги слетели со стола. Он приблизился ко мне и заорал:

— А как ты собираешься жить, Мари? На что? Ты что, думаешь, что будешь ходить в церковь, молиться и Бог подаст? Или еще откуда-то деньги к тебе придут? Ты же сама знаешь все прекрасно! Не прикидывайся дурочкой, моя дорогая Мари. Ты же достаточна умна.

Его слова больно ранили меня, словно в живот вонзили острый клинок. Мне надо было сесть на стул, иначе бы я упала:

— Я пришла сюда не для того, чтобы уличать тебя в чем-то или делать выговоры, — наконец произнесла я.

Он отвернулся, уставившись в точку на стене.

— Я ухожу, — сказала я. И ушла, хлопнув дверью. Я сдерживала слезы до тех пор, пока не дошла до креста на холме, где тропинка раздваивалась и шла через ракитник к Эсперазе. Потом они ручьями потекли по моим щекам. Я очень долго гуляла, пока мои слезы не высохли, а руки не перестали дрожать.

* * *

Через день Беранже извинился. Он принес мне маленький букетик ранних полевых цветов и сказал:

— Я был не прав, Мари. Все зло, которое я испытал к этому австрийцу, я сорвал на тебе. Прости меня.

Я приняла его извинения и цветы, но его неистовство потрясло меня. И я решила не приставать к нему больше. Он был прав. Я была собственницей. Все это время мое внимание сосредоточивалось только на моих собственных желаниях. Вряд ли я когда-то серьезно задумывалась о его проблемах, нуждах и потребностях. Хочет ли он, чтобы я приходила, хочет ли он моего общества, был ли он доволен тем, что я готовила и что-то делала для него еще. И вообще нужно ли ему это? Его слова вернули меня к действительности.

Я избегала его несколько последующих дней, прося мою мать отнести ему ужин. А когда я была вынуждена обращаться к нему, то делала это совершенно иначе.

Он это заметил и снова пытался завоевать мое расположение. Он хотел развеселить меня, шутил, постоянно приносил цветы, просил меня погулять с ним по холмам и поговорить. Он поделился со мной своими намерениями разбить сад вокруг церкви и попросил моей помощи в отборе красивых камней для его ограждения. Но я отказала ему, сказав, что очень занята делами по дому.

И однажды он не выдержал:

— Я не уйду отсюда, пока ты не поможешь мне. Я весь день буду болтаться у тебя перед глазами, — сказал он.

Я смягчилась. Я вытерла руки и сняла с крючка плащ. Но я шла, глядя не на него, а вниз, делая вид, что ищу камни.

— Почему ты сторонишься меня, Мари, — спросил он, когда мы уже достаточно отошли от дома. — Я же извинился, разве нет? Что еще я могу сделать?

Я отвернулась в смущении:

— Я не сторонюсь вас, святой отец.

— Святой отец? — И он громко рассмеялся. — Ты уже годы меня так не называла.

Я продолжала идти.

— Ты даже не посмотришь на меня, Мари? Марионетта? — Он остановился, взял очень нежно мою руку в свою и произнес:

— Пожалуйста!

Я повернулась и посмотрела на него.

— Я стараюсь лишь только не искушать вас, святой отец. Вы были правы. Все это время я была собственницей.