Греко-персидские войны

Трудно сказать, как бы дальше развивались события, если бы Павсаний сам не погубил все предприятие. Будучи человеком прямым, он своим несдержанным поведением вызвал ненужные подозрения и спровоцировал грандиозный скандал. И началось все это после того, как персидский царь пообещал ему поддержку: «Павсаний, и раньше того пользовавшийся у эллинов большим уважением за свое командование при Платеях, по получении этого письма возгордился еще гораздо больше прежнего. Обычным образом жизни он уже не мог довольствоваться: выходил из Византия, надевая на себя персидские уборы, на пути через Фракию его сопровождали копьеносцы из персов и египтян; он велел готовить себе персидский стол и вообще не мог скрывать своих истинных намерений, но даже в вещах незначительных заранее давал знать о том, что задумывал совершить после в больших размерах. Доступ к себе Павсаний сделал затруднительным и относился ко всем без различия с таким тяжелым раздражением, что никто не мог подступиться к нему» (Thuc. I, 130). Как метко заметил Афиней: «Спартанский царь Павсаний сложил с себя грубый спартанский плащ своих отцов и нарядился в персидские одежды» (XII, 50). И пусть Павсаний здесь ошибочно назван царем, сути дела это не меняет. Для эллинов такая манера поведения с соотечественниками была невыносимой.

Павсаний начал вести себя не как командующий объединенным флотом Эллинского союза, а как самовластный правитель. Так, как в будущем будет вести Александр Македонский после победы над державой Ахеменидов. Но Павсаний – не базилевс Александр, он всего лишь опекун и регент при своем малолетнем родственнике. И армия под его командованием состоит из союзников, а не подданных. Поэтому ему надо было быть очень осторожным в словах и поступках, а он это упустил из виду, не понимая того, что каждое его слово и жест становятся предметом обсуждения, и что со временем об этом узнают в Спарте.

Впрочем, спартанские власти уже вмешивались в конфликт между Павсанием и союзниками, обуздывая непомерные амбиции своего земляка. Большой резонанс получила история с треножником для Дельфийского святилища, тем самым, что был изготовлен на средства из персидской добычи, взятой при Платеях. Командующего буквально распирало от чувства собственной значимости, и он не придумал ничего умнее, как сделать на треножнике надпись следующего содержания:

Эллинов вождь и начальник Павсаний в честь Феба владыкиПамятник этот воздвиг, полчища мидян сломив

(Thuc. I, 133).

Несколько иначе излагает это историю Афиней: «Павсаний, победив в битве при Платеях Мардония, вовсе позабыл спартанские обычаи и в бытность свою в Византии до того дошел в своей надменности, что посвятил богам, чьи храмы стояли у входа в пролив, бронзовую чашу с наглой надписью, будто он один совершает то посвящение и ни о ком другом в своем тщеславии не помнит; чаша эта сохранилась и по сей день:

Здесь, на эвксинских брегах, эту чашу принес Посейдону

Царь Павсаний, чья власть в эллинской славной земле,В память своих побед: Геракла он древнего отрасль,Сын Клеомброта-царя, родина – Лакедемон».

(XII, 50).

Несмотря на разночтения между двумя свидетельствами, сути дела это не меняет.

Мы помним, как жестко ответили афиняне Мильтиаду на его требование увенчать себя после победы при Марафоне лавровым венком. Павсаний же ничего не требовал, а просто поступил так, как считал нужным. Но даже спартанские власти посчитали такой поступок наглостью и распорядились дерзкую надпись соскоблить, а вместо нее написать названия государств, чьи воины сражались в битве при Платеях.