Гренадер

Глаза Лося приняли осмысленное выражение, одновременно в них вспыхнула злость. Этот момент Саблин почувствовал очень хорошо. И так же, как в случае с Тарзаном, его поразило сходство спортсмена с боевиками. Сейчас, вблизи, поручик явственно ощущал исходящую от Лося волну ненависти, как в бою насмерть, до последней капли крови.

Закончил раунд Саблин очень осмотрительно, выдерживая дистанцию и не позволяя противнику себя достать.

— Хорошо, ай хорошо, ваш-бродь! — возбуждённо говорил Анисим, обмахивая Ивана мокрым полотенцем. — Щас он заведётся, кидаться начнёт без оглядки. Тут вы его и приголубьте! По-нашенски.

Гонг!

Урядников понимал толк в боксе. Лось удвоил, а может, и утроил напор. Теперь он всё чаще подключал правую, и несколько раз Саблину досталось весьма ощутимо. Хорошо, что в подставленное плечо и в корпус. Прилети такая плюха в голову, неизвестно, как закончился бы бой. Но Иван был внимателен, голову убирал, зато противник начал раскрываться.

Уход, нырок, ещё уход и — бац! — правый хук в левую скулу Лося! Голова противника дёрнулась, а Саблин ещё набросил левый в корпус и правый прямой в голову. И пошёл вперёд, расчётливо нанося удары: в корпус — открылась голова — в голову, закрыл Лось голову — получи в корпус. Теперь уходил украинец, прикрывался, начал клинчевать и вязать поручику руки.

Но Саблин разошёлся. Ближний бой? Да пожалуйста! Выдернул руку из захвата и короткий, без замаха хук, и тут же, без заминки — апперкот. Разорвал дистанцию, отшагнул и правый прямой через руку противника. В боксе такой удар называется «кросс», вот этим кроссом Иван и тряхнул Лося вторично.

Гонг.

Публика бушевала. Раунд остался явно за претендентом. Всё чаще слышалось: «Гусар! Гусар! Гусар!»

В шестом раунде Саблин понял — пора заканчивать. Лось в перерывах не восстанавливался, дышал тяжело, в атаках удары сыпал «ватные», часто промахивался. Но и поручик начал уставать. Если заканчивать эффектно, то сейчас. Он разбил очередную атаку противника, отвечая лёгкими, но точными ударами, затем дал оттеснить себя в угол и, выбрав момент, нанёс жёсткий останавливающий удар. Сразу ушёл с нырком. Теперь в углу оказался Лось, и Саблин, став плотно на обе ноги, провёл коронную свою «тройку» — правый боковой, левый боковой, правый прямой.

Лось повис всем корпусом на канатах и лишь потому не упал. Руки его опустились, но рефери бой не останавливал, и Саблин, не задумываясь, врубил оглушительный правый хук в открытую челюсть.

Противник рухнул ничком.

Рефери, даже не начав счёт, показал скрещенные руки и бросился к поверженному бойцу. Туда же устремился секундант. Боксёра поворачивали на спину, вытаскивали капу изо рта. Тот мотал головой, совершенно не понимая, где он и что с ним происходит.

Зрители ревели, шум в зале стоял адский. Никому ещё не удавалось уложить Лося в нокаут, небольшое количество счастливчиков, поставивших на Гусара, получали свои деньги. А Саблин вновь глянул в красную половину отгородки. Кузнец смотрел на него с интересом. Это была первая эмоция на лице у поляка.

Лося утащили в угол, рефери поднял Саблину руку и объявил его победителем. Тотчас появился Стефан, бросился с рукопожатиями:

— Ох-хо! Пан офицер! Благодаря вам я сегодня заработал кругленькую сумму! И ещё, прибыл пан Вуйцик. Он приглашает вас в свой кабинет. Пан директор желает познакомиться и лично вручить приз победителю.

— Сейчас, — сказал Иван. — Только приму душ.

И всё же он задержался. Очень хотелось поглядеть, как Кузнец будет разбираться со Слоном. И не пожалел, став свидетелем убийственного удара поляка в третьем раунде, после которого звероподобный Слон рухнул как подкошенный. Два из трёх фаворитов, долго правивших бал в Атлетическом клубе, были сегодня повержены. Их уводили с ринга под руки, под улюлюканье публики.

Ополоснувшись в душе и припудрив тальком ссадину над бровью, Саблин прошёл в противоположный конец здания. Перед массивной дверью с табличкой «Директор» остановился и постучал.

— Про́шу пана!.. — послышалось приглашение. Саблин вошёл и тотчас попал в крепкие объятия Анджея Вуйцика. Да и сам с величайшим наслаждением обнял хозяина кабинета.

— Ну, здравствуй, Андрей! — скорее выдохнул, чем проговорил поручик.

— Здравствуй, гренадер! — откликнулся Андрей Викторович Станкевич. — Чертовски рад тебя видеть.

Они отстранились, разглядывая друг друга, словно после долгой разлуки. Хотя прошло меньше месяца, но время для обоих теперь измерялось не днями и неделями, а событиями и нервным напряжением.

— Садись, — пригласил Андрей, наливая в рюмки коньяк. — Выпьем по маленькой за твою сегодняшнюю победу и торжество нашего общего дела. Сегодня можно. Как ты?

Как он?

Пока лилась в рюмки янтарная коньячная струя, Саблин прикрыл глаза и будто вновь оказался в кабинете Иоффе в тот памятный день. Пётр Соломонович как никогда походил на старого мудрого филина, его огромный нос нависал над Саблиным, голос превратился в свистящий шёпот: