Грешница

– Ну, я про лепру. Почему они теряют пальцы? Она что, поражает кожу, как плотоядные бактерии?

– Нет, разрушение происходит по-другому. Микробактерии лепры атакуют периферийные нервы, поэтому пальцы рук и ног теряют чувствительность. Ты просто не чувствуешь боли. Боль – наша система предупреждения, своеобразный механизм противодействия травме. Не испытывая боли, ты можешь случайно обварить палец в кипятке и не почувствовать ожога. Не почувствуешь, что на ноге у тебя вырос волдырь. Ты можешь травмировать конечности снова и снова, а это приводит к вторичным инфекциям. К гангрене, например. – Маура замолчала, испытывая раздражение из-за неподатливости замка.

– Дайте я попробую.

Маура отошла в сторону и с радостью сунула руки в карманы. Риццоли принялась возиться с ключом.

– В бедных странах, – продолжала Маура, – крысы могут серьезно повредить кисти рук и ступни.

Риццоли нахмурилась и взглянула на доктора.

– Крысы?

– Ночью, пока ты спишь, они забираются в постель и грызут пальцы рук и ног.

– Серьезно?

– А ты ничего не чувствуешь, потому что лепра лишила твою кожу чувствительности. Проснувшись утром, ты обнаруживаешь, что кончики пальцев исчезли. Остались лишь окровавленные култышки.

Риццоли уставилась на нее, потом резко провернула ключ в замке.

Замок щелкнул. Дверь приоткрылась, впуская серые тени в кромешную темноту.

– Добро пожаловать к "Маме Кортине", – сказала Маура.

Риццоли замерла на пороге и посветила вокруг себя фонариком.

– Что-то там шевелится, – пробормотала она.

– Крысы.

– Давайте больше не будем про крыс.

Маура включила свой фонарик и последовала за Риццоли в темноту, провонявшую прогорклым жиром.

– Он протащил ее через эту комнату в столовую, – сказала Маура, освещая фонариком пол. – В пыли обнаружили следы волочения, возможно, оставленные каблуками ее туфель. Должно быть, он держал ее под мышкой и пятился назад.

– Вряд ли у него было желание прикасаться к ней.

– Я полагаю, он был в перчатках, поскольку отпечатков пальцев не обнаружено.

– И все равно, он касался ее одежды. Вполне мог заразиться.

– Вы рассуждаете, как наши предки. Думаете, одного прикосновения к прокаженному достаточно, чтобы самому заболеть? Лепра не такая уж и заразная.

– Но ведь все равно можно подхватить ее. Вполне можно заразиться.

– Да.

– А потом нос и пальцы отвалятся.

– Это все лечится. Антибиотиками.

– Мне плевать, что это лечится, – сказала Риццоли, медленно продвигаясь по кухне. – Мы ведь говорим о проказе. Прямо как сюжет из Библии.

Они прошли в столовую. Риццоли очертила фонариком круг, и по краям комнаты высветились стулья. Хотя паразитов и не было видно, слышалось их шуршание. Темнота была живой.

– Куда дальше? – спросила Риццоли. Ее голос уже опустился до шепота, как будто они находились на вражеской территории.

– Идите вперед. Справа будет коридор.

Лучи их фонариков скользили по полу. Следы волочения уже были полностью затерты подошвами криминалистов, которых здесь побывало предостаточно. В ту ночь, когда Маура прибыла на место преступления, ее встретили детективы Кроу и Слипер, и на подходе уже были бригады экспертов и техников. Тогда здесь не было страшно.

А сейчас она ловила себя на том, что ей трудно дышать. Она старалась держаться поближе к Риццоли, сознавая, что со спины ее никто не прикрывает. Она чувствовала, как по коже бегут мурашки, и чутко прислушивалась к любым шорохам и звукам.

Риццоли остановилась, посветив фонариком вправо.

– Этот коридор?

– Туалет в самом конце.

Риццоли двинулась вперед, луч ее фонарика дергался от одной стены к другой. У последней двери она остановилась, словно предчувствуя, что зрелище предстоит неприятное. Она осветила помещение и уставилась на следы крови на кафельном полу. Луч скользнул по стенам, выхватывая перегородки, фарфоровые писсуары и покрытые ржавчиной раковины. Потом снова опустился на пол, словно его магнитом притягивало к тому месту, где лежал труп.

Место смерти обладает магией притяжения. И еще долго после того, как труп вывезут и соскоблят следы крови, оно хранит память о происшедшем. Хранит эхо криков, томительный запах страха. Словно черная дыра оно затягивает в свою орбиту живых, которые не в силах отвернуться, побороть искушение заглянуть в ад.

Риццоли опустилась на корточки, чтобы рассмотреть забрызганные кровью плитки.

– Выстрел был чистым, прямо в сердце, – сказала Маура, устраиваясь рядом. – Перикардиальная тампонада, приведшая к мгновенной остановке сердца. Вот почему так мало крови на полу. Сердце перестало биться, кровообращение остановилось. Ампутацию он проводил уже на трупе.

Они замолчали, уставившись на бурые пятна. Здесь, в ванной, не было окон. Свет отсюда не проникал на улицу. У того, кто орудовал ножом, было достаточно времени, и он мог спокойно заниматься расчленением. Не нужно было подавлять крики жертвы, опасаться, что кто-то войдет в это заброшенное здание. Он мог резать в свое удовольствие, кромсая кожу и суставы, чтобы забрать свой трофей.

И когда все было кончено, он оставил тело в том месте, где царствовали паразиты, пировали крысы и тараканы.