Грета Гарбо и ее возлюбленные

Сесиль прихворнул накануне Рождества, и Гарбо пришла проведать его. На Рождество у нее был запланирован ленч с Мерседес (которую она теперь звала «наша черно-белая крошка» из-за аскетичной черной одежды и белого напудренного лица). Мерседес оставалась в неведении, кого приведет с собой Гарбо, поскольку та лишь шутливо отмахнулась:

— Ты сама вскоре узнаешь, если оставишь место для третьего.

На Рождество Сесиль отправился в «Ритц» и из чистого любопытства заглянул в кухню. Гарбо рассвирепела, что к ней кто-то вторгается, и отругала Сесиля. Тот не ожидал такой бурной реакции. Затем они вместе отправились к Мерседес. Кроме них, в гости также заявился «довольно трогательный, изнеженный и наивный «вьюноша» по имени «мистер Эверли». Гарбо пребывала в приподнятом настроении, распевала песни, декламировала стихи, цитировала Гейне. Но в 3 часа она внезапно удалилась, прихватив с собой и Сесиля. Когда они приблизились к территории Шлее, Гарбо одна зашагала дальше вперед, попросив Сесиля позвонить ей вечером.

В тот вечер Сесиль обедал у Моны. После обеда, когда женщины поднялись наверх, а герцог Виндзорский остался с мужчинами в столовой посидеть за рюмкой портвейна, Сесиль позвонил Гарбо. Та попросила Битона никому не показывать тарелку, которую она подарила ему на Рождество, так как это была любимая тарелка Шлее. После обеда Мона устроила бал, с которого Сесиль сбежал в половине четвертого утра с ужасной головной болью.

Когда Битон проснулся утром 26 декабря, он увидел, что Нью-Йорк укутан толстым снежным покрывалом. Чувствовал он себя по-прежнему неважнецки, однако ему еще предстояло сфотографировать некую светскую особу. К счастью, Сесиль заранее распорядился, чтобы напитки доставили ему на дом, однако для его гостей оказалось нелегкой задачей добраться к нему домой. Гарбо появилась в резиновых сапогах и шкиперской шляпе под руку с Шлее. В числе остальных гостей были Джорди Дейвис, Сальвадор Дали, Алан Портер и Наташа Уильсон.

Сесиль в упор рассматривал своего соперника.

«Что касается Джорджа, то я ему не доверяю ни на грамм. Вид у него был несколько сконфуженный, и он никак не мог честно и уверенно посмотреть мне в глаза. Казалось, что от него исходит некий электрический заряд беспокойства, и даже спиртное не помогло ему установить со мной доверительные отношения. Он отпустил пару каких-то замечаний, которые я нашел довольно безвкусными. Войдя в квартиру, он заявил:

«Должно быть, ты здесь уже расспросил кучу народа, — а позже, взяв еще один стакан, добавил: — Я, пожалуй, сделаю глоток, чтобы показать… что я не держу зла».

Я шепнул Грете:

«С ним все будет нормально?»

Но она ответила без малейшего колебания:

«Ну конечно же».

Когда вечеринка подходила к концу и гости начали расходиться, Сесиль попытался украдкой поцеловать Гарбо. Однако на ее лице промелькнуло выражение неподдельного ужаса, и она шепнула:

«Только не надо глупостей».

Однако их совместные прогулки продолжались, как и прежде. Однажды они отправились в музей Метрополитен, откуда Сесиль позвонил мисс Клегхорн, чтобы та заканчивала работу и шла домой. Под покровом зимнего вечера парочка вернулась в «Плазу».

«Мы наслаждались друг другом без всякого стыда и оглядки. Казалось, мы безгранично доверяли друг другу и с каждой новой встречей узнавали друг друга все ближе — или, по крайней мере, я все лучше узнавал Грету, и чем ближе я ее знал, тем глубже проникался к ней восхищением и уважением. Разработанная Моной тактика сотворила чудеса, и, как мне кажется, прибегнув к ней, я достиг значительного прогресса в наших отношениях».

В канун 1948 года Сесиль обедал у Харрисон-Уильямсов. Когда же его вызвали к телефону, он не скрывал своей радости.

— Вас просит мистер Томпсон.

Гарбо, вся в слезах после размолвки со Шлее, просила Сесиля прийти к ней. С позволения Моны, Битон потихоньку улизнул с обеда. Он на такси добрался до Парк-авеню, вдоль которой выстроились сверкающие огнями елки, и принялся рассматривать шумную веселую толпу. О себе же он подумал: «Я самый счастливый на свете».

Вскоре они с Гарбо уже пили виски урожая 1840 года — подарок от Маргарет Кейс — у него дома, в номере отеля «Плаза». Сесиль предложил тост за их будущее супружество, однако Гарбо ответила на это смущенной улыбкой. Затем они снова оказались в объятиях друг друга — «то безумных, то нежных», — и, как пишет Битон, «нам обоим явно не хватало рук, чтобы обвить друг друга за шею, талию, плечи». Затем парочка подошла к окну, услышав звуки сирен и автомобильных клаксонов, возвестивших наступление 1948 года. После этого, к великому удивлению Гарбо, Сесиль напился и дал волю своим чувствам.

2 января 1948 года в апартаментах-люкс № 249 отеля «Плаза» на имя «миссис Битон» была оставлена записка. В ней говорилось: «Звонил мистер Томас».

* * *