Гретхен

Гретхен отправилась к себе в комнату, задернула шторы и улеглась в постель. С довольной улыбкой она вытянулась, вздохнула, закрыла глаза и скоро сладко заснула.

Когда она проснулась, на часах было десять. Гретхен чувствовала себя совершенно здоровой и абсолютно выспавшейся. У нее даже мелькнула мысль – не пойти ли в школу, – но она быстро отогнала ее и решила остаться дома, чтобы без помех почитать о нелегкой судьбе очередного благородного семейства. Гретхен взяла припасенную книжицу в мягкой обложке, на которой была нарисована затейливая рамочка из роз, и нырнула обратно в постель. Она с головой ушла в чтение душещипательной повести, на шестидесяти четырех страницах которой рассказывалось о великой любви княгини Верстенберг. Но что такое шестьдесят четыре страницы для такой опытной читательницы, как Гретхен? Еще не пробило одиннадцать, а княгиня Верстенберг уже очутилась в нежных объятиях благородного князя. Гретхен с грустью смотрела на набранное курсивом слово «конец». Как жаль, что дома больше нет ни одной нечитаной такой книжечки! А почитать еще очень хотелось, ведь так увлекательно – немного пожить чужими, далекими от реальности проблемами! Гретхен решила сбегать в киоск за свежим выпуском «великосветского чтива».

Одевшись и собравшись выходить, она вдруг сообразила, что в кошельке-то у нее пусто. Вчера был день выдачи карманных денег. Но папа был так занят семейными проблемами – маминым похуданием и профессорскими кальсонами, – что совершенно забыл об этом. А Гретхен побоялась подливать масла в огонь напоминаниями о родительском долге.

Она решила пошарить по углам – если хорошо поискать, какая-нибудь мелочь всегда найдется. Может, еще удастся наскрести на книжицу.

В ванной комнате, рядом с шикарным бальзамом для волос, Гретхен нашла два шиллинга и сорок грошей, которые мама передала ей от Гансика. В нижнем ящике тумбочки для обуви, между баночками с обувным кремом и щетками, обнаружились еще две монеты по одному шиллингу. Один шиллинг Гретхен выудила из сувенирной кружки с надписью «Йозеф». Потом заглянула под родительскую кровать: там, под папиной половиной, сиротливо лежала монетка в пятьдесят грошей. Зато на туалетном столике, рядом с флаконом маминых духов, красовалась целая стопочка монеток по десять грошей. Гретхен подвела итог: семь шиллингов и девяносто грошей. А книжка в киоске стоила восемь шиллингов. Можно было бы, конечно, еще поискать, но ей надоело, и она решила сходить в «Старую книгу», где всего за семь шиллингов и пятьдесят грошей можно разжиться аж тремя изрядно потрепанными и пожелтевшими выпусками возвышенных страстей.

«Старая книга» находилась на Рыночной площади. Рыночную площадь Гретхен любила, особенно весной. Бродя среди прилавков и наблюдая за разгрузкой товаров, она даже чуть не забыла о своих романах. Гретхен прогуливалась по рядам и долго смотрела, как какой-то торговец демонстрирует новую модель овощечистки, расхваливая на все лады ее неземные достоинства. От этого занятия ее отвлек другой продавец, здоровенный дядька с копной кудрявых волос. Он торговал средством для чистки утюгов. Гретхен страшно смутилась, когда он обратился к ней со словами:

– Подходите, хозяюшка! Не пожалеете! Такой очиститель утюгов для вас – просто находка! Будете гладить мужу рубашки в два раза быстрее!

Наконец Гретхен добралась до «Старой книги», но там на дверях висела табличка «Закрыто по техническим причинам».

Тогда Гретхен купила себе большое зеленое яблоко и пошла в скверик у дальнего конца площади. Там она уселась на скамейку, закрыла глаза, подставив лицо ласковому весеннему солнцу, и надкусила яблоко. Ей было хорошо. «Вот бы так каждый день», – подумала она. Ради этого можно даже смириться с ночными кошмарами, если потом в награду получаешь столько удовольствий! Она вытянула ноги и откинулась на спинку скамейки. «Что может быть лучше теплого солнышка!» – от одной этой мысли на лице Гретхен разлилось блаженство. Вдруг скамейка слегка скрипнула, и Гретхен почувствовала, как доски под ней чуть приподнялись. Похоже, кто-то присоседился. Она чуть приоткрыла глаза. И точно: рядом с ней теперь сидел парень в одежде из черной кожи. Гретхен осторожно скользнула взглядом по ногам, потом перешла к туловищу и наконец добралась до головы. Только тут она разглядела на щеке соседа татуировку – бабочку-капустницу – и поняла, кто набился к ней в компанию. Если бы не бабочка, она бы еще гадала, знакомы они или нет, потому что на дне рождения Габриэлы у этого парня была совсем другая прическа: длинные светлые волосы до плеч. Теперь же он был коротко пострижен и выкрашен в черный цвет. Правда, на макушке красовался хохолок. Вроде помазка для бритья, только с красными кончиками.

– Привет, Гретхен-конфеткин! – сказал парень, и Гретхен принялась лихорадочно соображать, как же его зовут. Наверное, Олаф, решила она, – так, кажется, обращались к нему «типажи» на дне рождения у Габриэлы.

– Привет, Олаф! – ответила она.

– Не, Олаф – это бритый, – рассмеялся хохлатый. – А я Хинцель.