Гретхен

Он протянул руку к яблоку. Гретхен не стала жадничать, и Хинцель с хрустом откусил кусок.

– Ой, черт! – застонал он, хватаясь за щеку с бабочкой. – Зубы, чтоб их! – пробормотал он и вернул яблоко. Гретхен с некоторой тревогой посмотрела на место укуса. Там виднелись бурые следы крови.

– Пародонтоз! – поставила диагноз Гретхен. – Нужно срочно лечить, иначе все зубы выпадут!

Хинцель осторожно жевал кусок яблока.

– Не, к стоматологу меня не затащишь! – изрек он.

Гретхен уставилась Хинцелю в рот: зубы у него были желто-коричневые, а один даже почернел и был весь в зазубринах.

– Ты что, так боишься стоматологов? – спросила Гретхен.

– Уже перед кабинетом трясти начинает! – сказал Хинцель и выплюнул зеленую кожуру. – Вот такая песня, – закруглил он тему, пожал плечами, достал из кармана куртки губную гармошку и довольно чисто сыграл колыбельную «Спи, моя радость, усни». Звучало красиво.

– Хочешь поиграть? – парень протянул Гретхен гармошку.

Гретхен вспомнила следы крови на яблоке. Ей было противно прикасаться губами к инструменту, в который только что дул человек с такими гнилыми зубами. Но Гретхен боялась, что, если отказаться, Хинцель догадается почему и обидится, а обижать его вовсе не хотелось. Она осторожно поднесла гармошку ко рту и с облегчением обнаружила, что от нее ничем не пахнет и никакого дурного привкуса тоже нет.

Раньше Гретхен частенько играла на гармошке, и получалось у нее прекрасно, ведь она от природы была очень музыкальной. Хинцель ей в подметки не годился. Гретхен попробовала воспроизвести мелодию, которую любила играть в детстве, – «When the Saints Go Marching in»[3], а потом «Yellow Rose of Texas»[4]. Дальше она пошла играть всё подряд – все любимые песни, даже те, которые прежде никогда не играла и которые нужно было еще сначала подбирать. Но с этой задачей она справлялась без особого труда: попробует так-сяк – и готово дело! «Like a Bird on the Wire»[5] вообще подобрала за секунду.

– Ну ты даешь! Наяриваешь как по писаному! – восхитился Хинцель и потянулся к кармашку сбоку на брючине. Он расстегнул молнию и извлек оттуда небольшую флейту. – Вот эту штуку я люблю больше, чем гармошку. Хочешь, сыграю что-нибудь настоящее индийское?

Гретхен кивнула, и Хинцель исполнил довольно странную, но приятную мелодию.

– К этому надо сначала привыкнуть, – сказал Хинцель и задудел снова.

В сквере появилась старушка. В обеих руках она несла набитые сумки, из которых выглядывали пучки зелени. Проходя мимо скамейки, где сидели Гретхен и Хинцель, старушка бросила в их сторону сердитый взгляд и злобно сказала:

– Развелось тут охламонов! Что, нечем заняться? И как вас только терпят, тунеядцев? Давно пора всех запретить!

– Заткнись, кошелка! – крикнул Хинцель вслед удалявшейся бабке и спрятал флейту обратно в карман. – Все настроение испортила! Попадется одна такая, и весь день насмарку!

Он поднялся со скамейки.

– Пошли в «Ваксельбергер»?

– А что это? – спросила Гретхен.

– Кофейня такая. Ты что, не знаешь? – удивился Хинцель.

Гретхен честно призналась, что не сможет пойти в кафе, потому что после покупки яблока у нее остался всего один шиллинг и тридцать грошей. А на это даже стакан минералки не купить.

– Ничего, зато я при бабках! – сообщил Хинцель. – Так что приглашаю тебя, Гретхен!

Гретхен с радостью согласилась. Поход в кофейню казался ей чем-то очень взрослым.

– Это здесь совсем рядом! – сказал Хинцель и взял ее за руку. Гретхен хотела вернуть ему гармошку, но он не взял. – Оставь себе, дарю! – отмахнулся Хинцель. – Ей у тебя лучше будет!

Гретхен сунула гармошку в карман плаща, и Хинцель повел ее в кафе.

Они вышли из сквера, миновали Рыночную площадь и скоро уже стояли перед той самой кофейней. Она оказалась совсем крошечной, с пыльными окнами. На одном из них кто-то пальцем нарисовал стебель с пятью зубчатыми листками, а внизу большими буквами написал: «СВИНЬИ!»

Гретхен с удивлением посмотрела на рисунок.

– Да это один придурок тут развлекается, – сказал Хинцель. – Из мести. Потому что его сюда больше не пускают!

– А почему он рисует такие листья? – Гретхен стало смешно.

– Ты не в курсе, что это? – удивился Хинцель.

– Вроде как каштан… Да? – попыталась угадать Гретхен.

– Конопля! – ответил Хинцель. – Какой-то остряк решил так сообщить всему свету, что здесь ужас что творится – травку курят… Дошло?

Гретхен сделала вид, что дошло.

В кофейне почти никого не было. Только два столика были заняты. За одним из них сидели два мальчика и одна девочка – школьники, портфели лежали на полу. За другим устроилась парочка: молодой человек и девушка, оба в кожаном «обмундировании». Хинцель небрежно кивнул и кожаным, и школьникам и прошел к столику у окошка. Усевшись, он кивнул в сторону ребят и тихо сказал:

– Эти тут все время торчат! Мотают уроки…

Гретхен пригляделась: девочку она знала. Они учились в одной школе. И одного из мальчиков тоже. Его звали Манфред, они с Гретхен в одну начальную школу ходили. Он тоже ее узнал.

– Привет, Гретхен! – крикнул Манфред со своего места.

– Вы чё, знакомы? – удивился Хинцель. – Приятель, что ли, твой?