Гряда, или Чёрная сторона луны

Лещёво являлось поселением поволжских немцев, чьи предки два с лишним века назад заселяли огромные степные территории вдоль Волги. Точнее, те колонисты являлись выходцами из различных стран Западной Европы. Среди них было много скандинавов, чехов и французов, однако основную массу составляли именно выходцы из германских княжеств. Но для русских они все были «немцами». Их призвала сюда своим манифестом императрица Екатерина II, обещая свободные – не хуже, чем в неосвоенной тогда ещё Америке – земли и массу льгот, дабы переселенцы удобно устроились.

В результате на территории, равной приличному европейскому государству, взросли сотни колоний со своеобразным бытом, культурой и религией. Правда, все колонисты делились строго по главному признаку – одни являлись яростными католиками, другие – протестантами различного толка. Что касается нынешнего Лещёва, то изначально оно было немецкой колонией Тусенбах. Его улицы педантично простирались под углом в девяносто градусов, дома, амбары и хозпостройки закладывались основательно из камня и с учётом европейской архитектуры, кирхи возводились такой высоты и красоты, что приезжавшие к ним крестьяне долго чесали «репу», глядя вверх от изумления. Впрочем, это не меняло отношения тамошних жителей – как казаков, так и азиатов-степняков – к немцам. Старались при каждом случае сотворить гадость «пришлым», приговаривая: «Ишь, понаехали, басурмане!..»

После того, как немцев всем колхозом выселили отсюда прямо перед войной, их дома позанимали уже строители «нового общества». Правда, с расселением последних всё в посёлке стало стремительно захеревать: дороги не ремонтировались, новые дома возводились абы как, да и новая «красная» вера была какой-то ущербной. Хотя по привычке новосёлов в полушутку тоже называли «немцами».

И вот теперь, неисповедимыми путями Павшук вновь оказался в местах обитания своих далёких по времени родственников. «Не странно ли?» – подумал он снова.

**

Внезапно автобус начал притормаживать. Сквозь липкую дремоту с наушниками на голове Владимир едва услышал встревоженные голоса пассажиров. Он приоткрыл веки и увидел, как все прильнули к широким окнам – рядом с дорогой что-то случилось.

Автобус стал двигаться медленнее, так как впереди скопился транспорт. Журналист тоже перевёл взгляд туда, куда глядели остальные.

Вдоль обочины шла густая лесопосадка, и в ней суетилось много людей, некоторые были в штатском, некоторые – в полицейской форме. Там же стояли одна полицейская машина и один белый фургон с синими полосами на котором читалось: «Лаборатория криминалистическая»; рядом находился ещё зелёный УАЗик.

Присмотревшись пристальнее, журналист понял, что люди суетятся вокруг серебристого «Хаммера». Здоровенный джип почти полностью заехал в кювет. Его задняя дверь была распахнута, и на фоне чёрной кожи сидений бледным манекеном застыл труп молодой блондинки. Почти посредине её светлого костюма алел кровавый цветок смертельной раны. От увиденной сцены Владимира передёрнуло.

Но тут же цепкий взгляд журналиста уловил, как двое в штатском заглядывали внутрь машины, а третий что-то записывал в блокнот. В это время из лесопосадки стали выносить на носилках человека, и его рука безвольно упала. Интуитивно Владимир понял, что это – ещё один труп. Но каким образом он оказался так далеко от машины? Убийство? Профессиональное нутро корреспондента аж засвербило: «Сейчас бы выяснить, что там происходит…»

Увы, надо было продолжать свой путь.

Гл. 7. Об истоках чудес

К трём часам пополудни ЛиАЗ уже подъезжал к Лещёво. Точнее, как выяснил в и-нете Павшук, раньше посёлок назывался Лещёво озеро, но после название само собой укоротилось.

Ещё пять минут езды по посёлку, и автобус уже выкатывает на площадь перед одноэтажным автовокзалом из белого кирпича и крышей из синего сайдинга.

Выйдя из автобуса, Павшук вежливо, но наскоро, попрощался с общительной старушкой. Напоследок Настасья Петровна наставительно произнесла:

– Будь осторожнее, милок. У нас кулугуры не любят приезжих…

Журналиста озадачило столь невнятное предупреждение: «Что ещё за кулугуры?». Однако он не хотел показаться неосведомлённым в местных делах и непринуждённо выдал:

– Ничего, маманя, не такое в нашей работе видали!

Остановился у края площади, оглядел цепким взглядом обожжённые солнцем окрестности. В местных постройках преобладают белые и синие цвета, и эта палитра обрамлялась летней зеленью садов. Между домами – пустыри, заросшие диким разнотравьем. Хотя кое-где встречались старинные здания из красного кирпича. «Сохранились ещё от колонистов, – отметил Павшук. – Их дома, будто зольдатен⁵, выстроились почти в линеечку – следы германской педантичности». Но больше ничто не напоминало о том, что здесь когда-то расцветала колония западноевропейских поселенцев.