Грязные игры

Он упаковывал бритвенный прибор. Ему действительно было все равно — чемодан, который собирала Елизавета Григорьевна, не уедет дальше вещевого склада Управления. Лишь белье да носовые платки заберет из него Седлецкий, отправляясь на юг. По легенде он — преуспевающий коммерсант из подмосковного города Химки, провинциал, недавно пробившийся поближе к столице. Скромных байковых рубашек не носит. Уже не носит.

Вчера три часа убили на сборы с инструктором группы внедрения. Перетрясли сотню костюмов.

А потом вдумчиво выбирали обувь.

— Лошадь смотрят по зубам, а вора по копытам, — заметил инструктор, не в первый раз снаряжавший Седлецкого. — Рекомендую французские туфли с пряжками. Дорого и вальяжно. Это, Алексей Дмитриевич, как визитка. А в запас возьмите итальянские мокасины. Будете их с джинсами носить. Вообще молодежь к джинсам одевает кроссовки, но мы с вами не молодежь. Мокасины — это консервативно, солидно. А к джинсам заверните вот этот ремешок. Настоящая сбруя американского рейнджера. Больших бабок стоит у деловых людей.

Седлецкий положил в чемодан пакет с бритвой, застегнул ремешки с замками.

— Присядем на дорожку…

Они уселись на диване в кабинете, среди множества книг и старой мебели. Весеннее солнце лежало на вытертом бухарском ковре, а легкие кремовые занавески тихо побрякивали кольцами от порывов свежего воздуха в полуоткрытое окно.

— Лизок, не переживай, — сказал Седлецкий, обнимая жену за плечи. — Доеду — позвоню. А если в горы уйдем, телеграмму дам. Не переживай.

— Я не переживаю, — сказала Елизавета Григорьевна. — Я давно не переживаю, Алеша… Мне только кажется, что тебе пора заканчивать со своими экспедициями.

— Вот те раз! — удивился Седлецкий. — Это еще почему?

— Так мне кажется, — с неожиданной твердостью повторила Елизавета Григорьевна.

Седлецкий внимательно посмотрел на жену. Она никогда не была красавицей, но до сорока трех лет сохранила миловидность, свежую кожу и не расплылась, как некоторые. А вот эту резкую вертикальную морщинку между бровями он заметил впервые. Может, некогда было особенно приглядываться к собственной жене, а может, солнце виновато — безжалостное, как прожектор, весеннее солнце.

— В последнее время ты почти не публикуешься, — сказала Елизавета Григорьевна. — Раньше после поездок у тебя статьи выходили — и в журналах, и в сборниках.

— Ну, мамуля, — улыбнулся Седлецкий. — Я ж теперь, как правило, руковожу экспедициями. На собственные изыскания времени не хватает. Билеты, размещение людей, кормежка, то да се… Контакты с местным руководством. И все на мне!

— Подожди, Алеша… Ты всегда уезжаешь на Кавказ, когда там обостряется обстановка. Что делать тебе, иранисту, например, в Абхазии, куда ты летал зимой? И вообще, какая научная экспедиция, если стреляют? Тем более в институте началась сессия. Не странно ли?

— А чего тут странного — я же шпион! — захохотал Седлецкий.

— Вполне допускаю, — холодно сказала Елизавета Григорьевна. — Только зачем тебе это? Не хватает признания? Денег? Скучно в институте? Или дома?

— Ладно, — хлопнул по коленкам Седлецкий. — Чудной разговор получается. Слишком много вопросов, Лизок. Вернусь — поговорим.

В передней, к его облегчению, хлопнула входная дверь. Радостно завизжала Мальвина. Значит, дочь заявилась.

— Ой, чуть не опоздала — ты уже на чемодане!

Курсовое собрание затеяли. А я оторвалась.

— Что ты сделала, филолог?

— Оторвалась! А почему вы грустные?

— Расстаемся же, — через силу улыбнулся Седлецкий. — Иди поцелуемся. Что привезти? Аленький цветочек?

— Ничего не надо. Лучше сам побыстрей приезжай.

Он понял, что дочь стала совсем взрослой. Подхватил чемодан, шагнул в коридор. Мальвина, словно чуя разлуку, заскулила и уткнулась ему в колени.

— А пирожки? — выглянула из кухни теща. — Еще минутку, Алексей, только остынут. Если сейчас завернуть — упреют.

Ну-с, дождался пирожков. Любящий муж, заботливый отец, образцовый зять, отбывающий в научную командировку. По традиции, дальше двери не провожали. Очень удобно. Захлопнул тяжелую, обитую старым дерматином дверь — и свободен.

И уже в дороге! Ему не хватает, продолжал он на лестнице мысленный спор с женой, дороги. Не хватает вот таких внезапных выездов. Опасности не хватает, от которой в крови начинает гудеть адреналин!

Он попросил остановить разгонную машину Управления неподалеку от прохода на пригородные платформы. Когда с очередной электрички густо повалил народ, прихватил чемодан с сумкой и растворился в толпе. Он не рассчитывал, что кто-то из институтских наткнется на него здесь, в вечерней толчее Курского вокзала. А если и наткнется — не сразу узнает. Однако береженого Бог бережет. К своему поезду подошел за несколько минут до отправления.

На платформе заканчивалось расставание. Люди торопливо целовались. В некоторых купе уже на ночь устраивались. Два потных кавказца заталкивали в тамбур последние мешки с московскими покупками. От вагона-ресторана отвалил пустой дребезжащий кар.