Грибоедов. Тайны смерти Вазир-Мухтара

Испытания судьбы сыпались на Грибоедова как из рога изобилия. И случайно ли это было? Или во всем этом таился какой-то высший неведомый смысл испытания гения на силу воли и подведения итогов его творческой деятельности? Может быть, Грибоедов вскоре погибнет именно потому, что он уже сделал всё

и больше ничего не мог сделать. Подобное парадоксальное убеждение прозвучало даже в словах самого Пушкина, который в одной из бесед в 1830 г. на утверждение собеседника: "О Боже мой… не говорите мне о поездке в Грузию. Этот край может назваться врагом нашей литературы. Он лишил нас Грибоедова", — прямо ответил: "Так что же?.. Ведь Грибоедов сделал своё. Он уже написал "Горе от ума"". Андрей Битов по этому поводу оставил очень точное определение творческих особенностей гениальных людей, которое относится в равной степени и к Пушкину, и к Грибоедову, судьбы которых во многих чертах схожи: "Дело в том, что гений, по-видимому, каждый раз делает всё. Создание гения — это некая высшая готовность к смерти. Грибоедов один раз сделал ВСЁ. Пушкин — неоднократно, кстати, и в тот год, когда он сказал так про Грибоедова. Что такое Болдинская осень, как не попытка написать вообще всё, чтобы ничего не осталось? Пушкин чувствует перемену судьбы и готовится к ней. И вот он готов. Готов так, будто больше ни писать, а если понадобится, то и жить не придется. Творчество зрелого Пушкина отмечено такими рывками и предчувствиями: он преодолевает судьбу, направляя ее фатальные силы в творчество, тем обескровливает и обезопашивает ее".

Разница между двумя гениями состоит в том, что Грибоедову в силу избранного им опасного и сложного дипломатического поприща не оставалось ни времени, ни сил для взращивания своего поэтического таланта, поэзию он принес в жертву государственным делам во благо Отечества, Пушкин же в последние годы своей жизни сделал мощный творческий рывок, служа Отечеству на ниве прославления и развития русской словесности. При этом он явно тяготился тем, что не достиг всего возможного на государевой службе. Напомним, что к теме Грибоедова и своего "Путешествия в Арзрум" он вновь обратился в марте — апреле 1835 г., когда закат его судьбы был уже не за горами…

Несмотря ни на какие предчувствия, тягостные настроения и сложности ("Слезы градом льются", — писал об этом клубке проблем поэт, находившийся "не в обыкновенном положении души"), Грибоедов продолжал исполнять в Тавризе свою миссию. "Слава Богу, — писал он Паскевичу за неделю до выезда в Тегеран, — я поставил себя здесь на такую ногу, что меня боятся и уважают. Дружбы ни с кем не имею и не хочу её, уважение к России и к её требованиям — вот что мне нужно. Собственные Аббас-Мирзы подданные и окружающие ищут моего покровительства… но пускай думают более о моём влиянии, чем есть на деле". Грибоедов был вынужден отправиться в Тегеран без беременной жены, хотя и понимал, насколько "она достойна сожаления, так молода и одинока, оставаясь одна в Тавризе". 9 декабря 1828 г. вместе с поэтом в путь отправилось более 50 человек, входивших в состав миссии, в том числе конвой из 16 казаков и около 30 человек прислуги.

Второй секретарь миссии К.Ф. Аделунг гак описал в письме к отцу своё настроение перед отъездом: "Теперь о нашем дальнейшем персидском путешествии. Через 4 или 5 дней мы едем в Тегеран. Мадам Грибоедова остается до нашего возвращения здесь, так как путешествие в это время года было бы для нее слишком тяжело… Шах ожидает только приезда в Тегеран министра, после чего уезжает на некоторое время в Исфагань. Подумай о моей радости; наше посольство, по всей вероятности, будет его сопровождать, и я увижу этот знаменитый город. Кроме этой поездки, предвижу в будущем еще одну… Грибоедов пошлет меня в будущем году в Кашмир, чтобы там закупить шерсть и пригнать овец… По прибытии в Тегеран Грибоедов немедленно представит пас в кавалеры персидских орденов, о чем он нам уже объявил. Как это будет прекрасно, когда персидский кавалер будет рассказывать в Петербурге о своем путешествии в Тавриз, Тегеран, Исфагань, Шираз, Персеполис, Хомазан, Кашмир и т. д".

Как жаль, что Аделунгу, как и самому Грибоедову, судьба так и не подарила возможности увидеть эти удивительные персидские города. Они вместе погибнут в неравной схватке с обезумевшей толпой в Тегеране, а города-жемчужины Востока долго ещё будут закрыты для русских путешественников, а тем более поэтов. О том, как миссия добралась до Тегерана, рассказал сам Грибоедов в письме Дж. Макдональду: "Прежде всего был нестерпимый холод, я скакал то галопом, то рысью, то во весь опор от одной станции к другой, мой мехмандар Мехмет-Хдн-Афсхар дружески заметил мне, что это не принято в Иране, где послу великого монарха надлежит сохранять важность и степенность, даже если он умирает от холода… Погода стоит ужасная, снег идёт каждый божий день, а на улицах омерзительно грязно".