Григорьев пруд

Сергей сказал верно — путь оказался долгим, растянулся на полторы смены.

А сначала, как все собрались в механическом цехе, где посередине на деревянной промасленной площадке лежал комбайн, шутили:

— Это мы мигом! И не такие штуки таскали! Не впервой!

И столь были уверены в легкой победе, что разрешили себе перекур. Ближе всех к комбайну стоял Федор, любовно поглядывал на новые, сверкающие ручки механизма.

Подошел Сергей, присел рядом на корточки.

— Что за штуковина? — ткнул пальцем в щиток.

Федор усмехнулся: нашел штуковину! Да это... это — сердце машины, главный пульт управления.

— Щиток, — ответил холодно, с неприязнью.

— Щи-ток, — раздельно, как бы заучивая, повторил Сергей и, будто не замечая того, что вопросы его все больше раздражают Федора, удивленно спрашивал:

— А это?.. А это?..

— Вот что, — обрезал вконец рассерженный Федор, — занимайся своими делами.

Ему так хотелось остаться одному, в последний раз — еще несколько минут — полюбоваться вот здесь, при солнечном свете, красавицей машиной. Но Сергей будто прилип, — ничуть не смутившись, проговорил:

— Эка сердитый! Да я, может быть, машинистом стану. В техникуме изучал — все будто знаю, а вот так наяву — впервые.

Федор совсем рассердился: проверять решил его, лучшего машиниста шахты, проверять! Тоже грамотей нашелся. Если бы знал кто, как трудно давались ему знания там, в Свердловске, по ночам не спал, заучивая сложные названия механизмов. А тут какой-то мальчишка, молокосос, проверять его вздумал. Едва не спросил, кто надоумил. Леонтий? Начальник участка? Не верил, что подсел к нему Сергей Наливайко из крепкого желания подучиться у него, Федора Пазникова. Потому только он и упросил Павла Ксенофонтовича послать его помощником. Не понял Федор его доброго намерения, оттолкнул от себя.

«Ничего, — решил Сергей, — мы народ терпеливый, не гордый».

...От механического цеха до откаточного штрека самый длинный путь, а управились за пять часов. Но вот до лавы осталось каких-нибудь километра полтора, а засиделись основательно. Да оно и понятно; нет электровоза, нет подъемной установки, да и простора никакого. Вся надежда на силу рук своих, на смекалку, на выдержку.

Комбайн, как секцию, не толкнешь, осторожность нужна. Федор то и дело кричит:

— Куда пихаешь?! Куда?!

Такелажников зло разбирает: взять да прицепить канат, потянуть лебедкой, — но все тот же Пазников останавливает:

— С ума сошли! Угробить хотите?!

— Ишь ты, прилипчивый какой! — все чаще наскакивал на Федора задиристый такелажник.

Товарища поддержал другой, но не ярился, как первый, а гундосливо бубнил:

— Тоже мне, начальничек нашелся! Видали мы таких!

Наконец Сергей, оказавшийся самым спокойным и сдержанным, говорит:

— Присесть надо, подумать.

— Верно, подумать надо, — соглашается Федор.

— Время-то не ждет! — нервничает задиристый такелажник. — Работать надо, не думать. Не на собрании!

Федор вскакивает, со злостью бросает:

— Уймись ты, горлопан!

— Ну-ну, потише! — петушится такелажник.

Но настоящая трудность наступила там, где ее никто не ожидал, — на самом устье лавы. В этом узком месте так сдавило стойки, что они расщепились, торчали острыми углами, и проход наполовину завалило породой. Ни развернуться, ни подтолкнуть.

— Лебедкой придется, — решил Сергей.

— А может, еще попробуем? — не сдавался Федор.

— Одна попробовала, да родила, — проворчал нервный такелажник и крикнул товарищу: — Гришка, вниз беги! Кличь машиниста!

— А если ручной лебедкой? — предложил Федор.

— Эка, спятил совсем! Такую махину да ручной лебедкой?

— Не выйдет, Федор, — вздохнул Сергей. — Мы как-нибудь осторожно, с приглядом. — И кивнул остановившемуся такелажнику: — Ладно уж, беги, Григорий.

Опять не понравилось Федору, что распоряжается Сергей Наливайко. Он, Федор, здесь хозяин, с него, если что случится, будут спрашивать, его виноватить. Прикрикнуть бы на Сергея, да некогда — думать надо, как дальше будет.

Прицепили канат, посветили вниз, Юрию Бородкину. Пока он в бригаде был единственным машинистом шахтных машин. И на конвейере он, и на лебедке, на компрессорном насосе. Ни разу еще не подводил и сегодня, в воскресенье, вовремя пришел.

Юрий включил лебедку. Канат натянулся. Комбайн, будто от боли, вздрогнул. Вздрогнул и Федор, придержал дыхание.

— Еще немного! Еще! — И не обращал внимания на то, что отдергивал его от комбайна Сергей, предупреждая:

— Осторожнее, Федя. До беды недалеко!

— Еще немного! Еще!

В темное устье лавы, как в омут, подался комбайн. Наполовину вошел, но тут покачнулся, заскользил беспомощно прямо в выработку, круша стойки. Застучали по железной крыше куски породы. Рванулся за комбайном Федор, и, наверно, привалило бы его, не очутись в это мгновение рядом с ним Сергей. Дернул он Федора на себя,закричал:

— Крепить! Быстрее крепить! Завалит!

Метнулся Федор за топором, за ним Сергей, тут и нервный такелажник кинулся вслед. Вовремя подоспел и Леонтий, тоже стал помогать. Быстро заделали завал, потом осторожно вывели комбайн из опасной выработки на забойную дорожку.

— Теперь легче будет, — успокоил Сергей.