Григорьев пруд

— Ну, что я говорил? А ты — «врешь»... Тобой помыкают, а ты терпишь. Меня, к примеру, никто не обзовет. Не посмеют. Потому я справедливость уважаю.

«А ведь это верно, — согласился Юрий, — Потапова еще ни разу после работы не оставляли. А меня — каждый раз».

Обида взяла Юрия, и твердо решил он: больше на поводу у других не пойдет. Когда подошел к нему все тот же Андрей Чесноков, который уже и обиды на Юрия не держал, и позвал расчищать дорожку у конвейера, Юрий резко ответил:

— Не пойду. Хватит, помытарили.

— Ты что, парень, сдурел?! — удивился Андрей. — Не одного тебя просят. Другие машинисты тоже будут чистить. Не оставлять же грязь после себя.

— Не пойду я! Хватит! — И ушел, не оглядываясь на Андрея Чеснокова.

До самого конца смены ждал, когда подойдет к нему звеньевой Михаил Ерыкалин, отчитает, но никто не пришел за ним. Будто забыли. И это тоже показалось Юрию обидным.

Домой не хотелось возвращаться в грустном настроении. Увидит мать — и опять начнутся расспросы, опять ударится в слезы.

«Эх, была не была...» — и Юрий свернул с шоссе на тропинку, ведущую к стадиону.

 

Ему были рады. Гусь прервал игру, подал кий:

— Начинай, Борода. Покажи нам класс! Не разучился?

Но игра у Юрия не шла. Гусь искренне удивлялся:

— Вот что делает грубая подземная работа с таким профессионалом. Жаль, очень жаль...

Когда появился в бильярдной секретарь комсомольской организации шахты, Юрий не заметил. Он увидел его, но уже было поздно. Секретаря избивали — молча, пинками, только Гусь хрипло вскрикивал:

— Шпионить, да? Шпионить?

— Перестаньте! Это же подло! — Юрий кинулся к парню, но получил сильный удар по голове. Едва удержался, чтоб не упасть, но сделать хотя бы шаг вперед не успел. Вбежал длинноволосый, заорал:

— Разбегайся!!

Все кинулись к двери, а Гусь подбежал к Юрию, прижал к стене.

— Здесь останешься! Нас не знаешь! Забыл! Понял? — И черкнул перед глазами лезвием бритвы. — Навсегда ослепнешь! И твоего заступничка прихватим! Ясно?

Через минуту-другую в бильярдную вбежал милиционер, следом за ним еще двое с красными повязками на рукавах. Юрий опустил голову. Устало подумал: «Все, доигрался, Борода».

...И сейчас, оставшись в камере один, Юрий снова подумал с той же безнадежностью: «Зачем? Теперь уже все бесполезно».

И вдруг рванулся к двери, заколотил кулаками по железной решетке.

— Чего тебе? — сердито крикнул дежурный милиционер, открыв дверь.

— Позовите Ушакова, бригадира. Он только что был. Быстрее!

— Надо вовремя все делать, — проворчал милиционер.

— Я прошу вас. Срочно!.. Очень важное! — закричал в отчаянии Юрий, боясь, что милиционер не послушает его.

— Тише, парень, не ори, не дома! — пригрозил милиционер и лениво добавил: — Ладно, схожу, не шуми. Ишь какой нервный!..

Вскоре Ушаков снова появился в камере. Юрий живо подался к нему,торопливо заговорил:

— Леонтий Михайлович, скажите слесарю — пусть он посмотрит мотор на моем конвейере. Гудит он. Я сам хотел сказать, да вот...

— Хорошо, я скажу. — Бригадир внимательно посмотрел на паренька, который низко склонил голову, ждал, когда тот что-нибудь еще скажет. Не дождавшись, спросил волнуясь: — Может, еще о чем хочешь сказать?

И тут Юрий рассказал ему все...

ПЯТНАДЦАТАЯ ГЛАВА

Больница находилась в конце города, и Леонтий попал туда лишь через час. Но увидеть пострадавшего не пришлось. Его еще в обед увезли в областную поликлинику.

— Так серьезно? — встревожился Леонтий.

— Да, серьезно, — вздохнул главный врач. — Он кем вам приходится? Родственник?

— Товарищ по работе.

— Понятно. Вот вам адрес и телефон. Можете съездить или позвонить. Но только не сегодня. Пожалуй, и завтра тоже.

Леонтий вернулся в поселок уже поздно вечером. На поселок неслышно опускалась тишина, выстаивалась на окраинах, подступала все ближе к центру, гасила в окнах огни, приглушала шаги редких прохожих. Сыпал мелкий, как изморось, дождь. В тумане сливались очертания домов, деревьев. Воздух был влажен, крепко пахло молодыми листьями уже распустившихся тополей.

Чтоб хоть немного успокоиться, Леонтий не торопился выйти в центр поселка, в шумный поток людей, а шел медленно, глухими, заснувшими переулками. Около часа кружил вокруг незнакомых домов, высоких заборов, пока неожиданно для себя не понял, что вышел на улицу, на которой находится дом Зацепина.

«А может, не заходить? — приостановился Леонтий. — До завтрашнего утра осталось не так уж много».

Но уже через минуту-другую он стучал в калитку невысокого забора.

— Заходи, у нас не закрыто, — услышал Леонтий знакомый голос начальника участка.

Леонтий вошел во двор. Зацепин стоял у распахнутых дверей сараюшки и в белом халате походил на врача.

— Проходи, гостем будешь, — ничуть не удивившись, спокойно проговорил Зацепин.

— Я на минутку всего, Ксенофонтыч.

— Ничего, ничего, — проговорил Зацепин и, взяв бригадира под руку, повел его не в сторону дома, а к двери сараюшки. — Могу тебе свое рукоделие показать. Хочешь?