Григориан Подмосковный и другие мистическо-юмористические рассказы на бытовые и философские темы

– Дьело в Африке было. Шатались мы с братом по окраинам Виндхука, а там в один поселок, где богатые живут, колдун Вуду приезжал. Мы случайно его заметили. Он к кому-то приезжаль, чтобы магией помочь. И задержалься там, домой уже вечьером ехаль. А мы пешком шли. А колдун случайно шину прокололь, и остановилься, меняль. А у нас с братом по железному пруту быльо, на всьякий слючай, от разной шпаны отбиваться. Грабить-то мы никого не собирались, а тут подумали: едет от клиента, значит, дьеньги есть! Подскочили, и давай прутьями дубасить, весь кочан раскроили! Забрали деньги, часы, мобилу, ну и еще кое-что! Кто из нас убиль – не знаю, неизвестно, от чьего удара он подох! – трясясь, рассказывал Адетокумбо.

– Деньги пропили? – спросил священник.

– Коньечно, отец!

– Раскаиваешься ли ты в содеянном?

– Раскаиваюсь, отец! – ответил Адетокумбо, всхлипывая.

– Тебе жалко колдуна?

– Ньет, колдуна мне не жалко, их у нас много! Мне жалко, что я его убиль! В этом раскаиваюсь!

Адетокумбо не мог больше говорить и зашелся в рыданиях. Наблюдавший со стороны народ начал перешептываться: «Э, как черномазого-то проняло! Небось, много грехов за ним водится! Они ж там в Африке своей совсем дикие!» А Диакон Троекопытов подумал: «Прав был Колян! Этож какой пример суперский! Вот оно – искреннее христианское раскаяние! При всем народе! Прямо-таки живой образец!»

Отец Николай постарался побыстрее закончить исповедь, решив, что для первого раза хватит. Адетокумбо поднялся с колен и отошел к образам, где, утирая слезы, трясущимися руками ставил свечи, крестился и прикладывался к иконам. Но несмотря на это, душа его до краев наполнилась радостью. Еще ни разу в жизни он не ощущал такого колоссального облегчения, как когда священник сказал, что отпускает все его грехи. Адетокумбо буквально ликовал и плакал уже не от сокрушения в грехах, но от счастья.

Тот день действительно стал для него значимым, и не только из-за исповеди. Адетокумбо испытывал искреннюю благодарность к стране, которая приняла его, и очень гордился тем, что теперь его приняли и в господствующую в этой стране религию. После первой исповеди он почувствовал, что действительно стал православным, а значит – и немножечко русским. Такое дело грешно не отметить. На обратном пути, бережно неся свежекупленный молитвенник, Адетокумбо зашел к торговке самогоном и приобрел сразу трехлитровую банку свирепого пойла. Однако звать друзей не хотелось. Адетокумбо чувствовал, что они не поймут его, не разделят его искренней радости, хотя с удовольствием разделят с ним самогон. Поэтому он заранее предупредил их, что сегодняшний вечер проведет в молитвенном уединении и просил к нему не заходить.

И правда, придя домой, Адетокумбо расставил на столе несколько икон, зажег свечи и лампадку перед распятием, положил рядом библию, встал на колени и, махнув для храбрости 50 грамм, открыл молитвенник, принявшись на ломаном русском, вслух, читать молитвы, восхваляя Господа. После каждой молитвы он истово крестился, а после нескольких – накатывал еще по 50 грамм. Позже он стал молиться собственными словами, отложив книгу в сторону, а когда дошел до кондиции, сплясал вокруг импровизированного алтаря ритуальный африканский танец с громкими криками – ему показалось, что без этого его обращение к Богу все-таки останется не полным. В конечном итоге Адетокумбо налакался просто в нулину, так, что даже не смог взобраться на кровать, и полночи проспал на полу, сопя и похрюкивая, но тем не менее, обнимая своими черными руками молитвенник.

С тех пор Адетокумбо довольно регулярно ходил на церковные службы и исповедовался. Правда, ничего интересного Отец Николай от него больше не узнал. Грехи черного прихожанина были обычными. Адетокумбо курил, ругался матом, злоупотреблял спиртным, частенько участвовал в драках, из которых, благодаря своей природной силе всегда выходил победителем. Необычной была только искренность, с которой каялся Адетокумбо. В отличие от подавляющего большинства прихожан, эмоциональный негр всегда сокрушался от души, до слез. Его детская наивность, непосредственность и неподкупность не могли оставить равнодушным даже неверующего Отца Николая. Правда, после исповеди поведение Адетокумбо никак не менялось – очистившись от греха, он сразу же обо всем забывал и точно также продолжал грешить до следующей исповеди, нисколько не мучаясь совестью.

Но Отец Николай не сдавался и то так, то эдак пытался спровоцировать Адетокумбо на какое-нибудь признание. В конце концов, надо же что-то писать в докладах центру. Но наркотой тот не торговал, убивать больше никого не собирался, а что воровал при случае – так все деревенские воровали. Правда, однажды он сознался в том, что у убитого им колдуна они изъяли не только материальные ценности, но и специальные магические причиндалы.

– А ты ими пользовался? – строго спросил Отец Николай.

– Редко. Несколько раз всего! Они помогают! Но только я их и сам боюсь! Это магия Вуду! Самая могущественная магия!