Григориан Подмосковный и другие мистическо-юмористические рассказы на бытовые и философские темы

Григорий Евгеньевич отложил книгу, лицо его опечалилась. Зародившись где-то внутри, его вдруг охватило странное беспокойство. Неизбежность гибели всего мира, природы, людей, искусства, картин великих мастеров, что хранятся уже столетиями, на этот раз как-то по-особому поразила Григория, хотя он задумывался над ней и раньше. «В чем же тогда смысл нашей жизни? Жить и ждать, пока не подохнем?!» – возмутился он. Нет, надо было что-то срочно делать. Но прямо сейчас сделать что-либо не представлялось возможным, поэтому Григорий Евгеньевич решил хотя бы выпить. Обходя расставленные повсюду полотна, часть из которых уже была почти закончена, а часть – только начиналась, он подошел к бару и резко распахнул дверцы. К его удивлению, все спиртное из бара куда-то подевалось, остались только пустые бутылки из-под вина, сложенные обратно в бар, видимо, чтобы не валялись где попало. «Кто-то уже все выпил…» – разочарованно констатировал Григорий Евгеньевич, и тут взгляд его упал на початую бутылку дорогущего коньяка, которую ему подарил какой-то новый русский бандитского вида, расплачиваясь за шикарную икону в рамке с натуральной позолотой, написанную Григорием Евгеньевичем по специальному заказу.

Григорий Евгеньевич молча взял бутылку, ловким движением руки извлек стакан из-за одного из холстов, дунул в него, чтобы очистить от пыли, поставил на стол и наполнил коньяком. Коньяка хватило почти как раз, разве что немножко не доставало до краев. Григорий Евгеньевич внимательно посмотрел на стакан, сосредоточился, после чего поднес его к губам и залпом осушил.

– А..а…а…а…а…х!!! – разгорячено выдохнул он, похлопав себя по груди. «Наверное, такие коньяки пьют не махом, а смакуя, побалтывая в широком бокале», – подумалось ему. «Но мне ведь только стресс снять», – сказал он уже вслух в свое оправдание и приподнялся со стула.

Григорий стал ходить туда-сюда по мастерской, в ожидании благотворного эффекта от принятого, но эффект где-то задерживался. «Ну вот, и тут ничего не получается!» – с горечью махнул он рукой и направился к кровати.

Разбросав в разные стороны джинсы, рубашку, носки и тапочки Григорий Евгеньевич рухнул на кровать. Но по его ощущениям он рухнул куда-то в глубину, будто кровать провалилась, явив вместо себя люк в отчаянную бездну. Он летел куда-то в пустоту, а вокруг него, словно в невидимом кинотеатре, начинали разворачиваться какие-то странные, пугающие сцены. Григорий Евгеньевич смотрел на эти психоделические картины и ему становилось страшно. В какой-то момент он понял, что видит сон, только очень необычный, невиданный ранее, но проснуться был не в силах и продолжал смотреть. Наконец во сне что-то изменилось. Григория будто схватили за шкирку и потянули вверх. Теперь он двигался в обратном направлении, правда, с не меньшим ускорением. Будто в самолете, набирающем скорость по полосе, Григорий поднимался из бездны, в которую оказался низринут, пока, наконец, не очутился на поверхности. В роли таковой выступала его кровать, над которой, он не сомневался, по инерции тело подскочило сантиметров на двадцать, а может даже на тридцать, не в силах умерить ход стремительного подъема.

Он сел на кровати и огляделся. Вроде все в комнате осталось по-прежнему – разбросанная одежда, множество холстов, кисти, краски. Немного посидев и придя в себя, он уж было собрался аккуратно лечь на другой бок и продолжить спать, как вдруг услышал под кроватью какой– то шорох. «Кошка что ли спряталась?» – мелькнула у него мысль, но в тот же момент Григорий понял, что это не кошка.

Из-за края кровати высунулась лохматая черная голова с черным морщинистым лицом, крупными желто-коричневыми глазами, которые светились в темноте, будто подсвечиваемые лампочками изнутри, и острыми коричневыми рогами сантиметров по 15 в длину.

– Ч-ч-ёрт!!! – сдавленно вскрикнул Григорий и увидел, как в ответ лицо необычного гостя расплылось в радостной негритянской улыбке.

Черт потянулся к Григорию своими морщинистыми когтистыми руками, то ли для того, чтобы обняться за встречу, то ли чтобы заграбастать его, но великий художник, не согласный ни на первое, ни на второе, шустро сдвинулся всем телом назад, вытянув при этом руки и схватив черта за рога. Черт замер от неожиданности.

Григорий Евгеньевич ощущал своими ладонями прохладную и шероховатую поверхность рогов, слышал бешеное биение своего сердца, ощущал, как по лицу стекают несколько капель пота и не мог их смахнуть. Что делать дальше он не знал, но тут откуда-то услышал ласковый, но твердый и уверенный женский голос: «Отпусти его!».

Григорий поднял глаза и увидел перед собой странно одетую женщину, как будто сошедшую с очередной иконы Богородицы, работу над которой он как раз заканчивал. Отпускать черта не хотелось, а держать становилось все сложнее, так как черт тоже хотел повернуться на голос и стал вырываться.

– Отпусти говорю, не бойся! – повторила женщина. Мои ребята за ним присмотрят.