Во-первых, вопреки воле Григориана, трубящие довольно быстро сумели заработать неоднозначную репутацию. То есть, в целом, они ничего плохого не делали, наоборот, вели богобоязненный образ жизни: старались следовать заповедям Господним, а вечерами – трубили и взывали к Богу. Некоторые мужчины трубили и по утрам. Неоднозначность же репутации вносили эпизоды, значение которых, по сравнению с масштабом всего духовного движения, представлялось ничтожным, однако именно они обрели известность и подпортили имидж.
Например, Трубящих обвиняли во враждебном отношении к православной церкви. Григориан, всю жизнь считавший себя истинно православным, очень возмущался. Он выступал перед народом, яростно доказывая, что Трубящие есть передовой фронт православия, пролагающий путь к спасению и стремящийся объединить всех христианских братьев. Это помогало, но слухи все равно ходили – а виной пара мелких, незначительных конфликтов, подобных тому, что произошел между диаконом главного городского собора и одним из активистов Трубящих – Стасом.
Хотя была обычная среда, а вовсе не пятница, Стас решил вострубить с особой торжественностью. Он тщательно подготовился. В тот день он гостил у своего брата в городе. Купив две бутылки пива, он откупорил обе и отпил из каждой примерно по трети. Далее достал бутылку водки объемом 0,33 и разлил ее в пивные бутылки, скомпенсировав таким образом освободившийся объем. Спрятав одну из них в карман джинсовой куртки, он взял другую, вышел на улицу и стал трубить около автобусной остановки. Прохожие удивленно косились на него, как на ненормального, когда отхлебнув, он принимался дуть в горлышко. «Не понимают! Им еще не была открыта истина!» – снисходительно думал Стас. Полностью вытрубив первый сосуд, Стас ощутил прилив вдохновения и ему захотелось чего-то особенного, яркого. В это время до него донеслись звуки церковного колокола, звонившего в честь какого-то праздника – и он решил направиться к храму, чтобы вострубить там.
Понимая, что в храм, да еще во время службы, с бутылкой его не пустят, он встал напротив и начал трубить, попеременно то задирая голову и созерцая блистающий купол, то глядя перед собой на происходящее в храме, когда входные двери приоткрывались. Его религиозный экстаз нарастал.
Но через некоторое время рядом нарисовался толстый очкастый диакон, от которого благоухало кагором, и в довольно развязной форме потребовал прекратить бухать перед храмом. Попытка прервать благоговейное трубление и самоуверенное поведение брюхатого возмутили Стаса и его душевное равновесие поколебалось. «Поповская рожа! Отступник!» – рявкнул он и с размаху обрушил на голову диакона бутылку, предварительно убедившись, что там осталось немного жидкости и потерять ее ради достойного ответа не жалко. Осколки стекла разлетелись во все стороны. В голове у диакона помутилось, он покачнулся и навалился на Стаса, обхватив его руками. Однако Стас не намеревался мириться. Гнев его еще не утих. Прорычав что-то невнятное, он ударил диакона коленом в поддых, после чего сорвал с него очки, сломал их пополам и шмякнул о землю, и лишь затем убежал.
«Ну, проявил человек свою мелкую человеческую слабость, а его теперь обвиняют в религиозных распрях! – сокрушался Григориан по этому поводу. – Нет бы вспомнить о христианском человеколюбии и всепрощении!» Но о человеколюбии никто так и не вспомнил – вспоминали, в основном, Трубящих, причем нехорошими словами.
В другой раз, по наущению пиарщика, нескольких активистов сообщества послали в Москву, дабы торжественно вострубить у памятника Пушкину на одноименной площади. Поручение было выполнено блестяще. Активисты не только трубили, но и раздавали листовки, содержащие истину о новой вере, предлагали вострубить вместе с ними, учили заинтересовавшихся получать нужный звук, дуя в горлышко. Когда вокруг них собралось уже человек десять-пятнадцать, наиболее грамотный из активистов выступил с краткой, зажигательной речью. Это привлекло еще большее внимание, начала собираться толпа. В конце концов, с площади их согнали менты, обвинив в несанкционированном митинге, и Трубящие, вместе с присоединившимся к ним народом, двинулись на бульвар, оглашая окрестности трубными звуками.