Об этих днях отец 21-го марта пишет матери: “Снова пришлось пережить тяжелое время и новый период несбывшихся ожиданий. Много было сделано в смысле подготовки: собраны большие силы, достаточные материальные средства при той бедности, из которой мы все еще не можем выбраться. И все это разбилось не о стойкость и искусство врага, а об наше невежество, неумение и большое легкомыслие, проявленное и большими, и малыми. Войска дали порыв, храбрость, начальники заплатили за это неспособностью использовать качество войск. В результате мне не сделали того, что должны были выполнить, на что имели право рассчитывать. Потери, конечно, неизбежны, но хорошо, когда потери эти окупаются. Потери напрасные подрывают веру. Подрывают они веру и у меня в возможность при таком невежестве вести успешно дело, ведь с этим бороться трудно. Не хотят учиться ни своим, ни чужим опытом, невзирая на его обилие и поучительность. Тяжело, обидно и как-то безнадежно.
…Все это вместе взятое создает в моей духовной жизни, в моих мыслях нерадостное настроение. Бумагою заваливают, но какое-то сознание, что наша русская жизнь топит дело в действительности”». (
Начальник Морского управления штаба Царской Ставки в Могилеве капитан 1-го ранга А.Д. Бубнов писал в воспоминаниях: «В феврале 1916 г. немцы предприняли решительную наступательную операцию в районе Вердена. Так положение на французском фронте стало тотчас же критическим и продолжало ухудшаться с каждым днем, мы вынуждены были для отвлечения немецких сил предпринять крупную наступательную операцию на Северо-Западном фронте в районе озера Нарочь в марте, в самую весеннюю распутицу. Северо-Западный фронт был выбран потому, что находился ближе всего к источникам пополнения боевыми запасами, каковые к моменту начала этой операции далеко еще не были восстановлены после нашего отступления в 1915 г.
Операция значительно облегчила положение у Вердена, где немцам, несмотря на их невероятную настойчивость, прорыв не удался и где они понесли громадные потери. Но и нам операция у озера Нарочь, по выражению Людендорфа, “захлебнулась в грязи и крови”, стоила также немало жертв». (
Одновременно с военными действиями происходили события по дальнейшему формированию состава кабинета министров царского правительства. Протопресвитер военного и морского духовенства Г.И. Шавельский по этому поводу позднее отмечал в воспоминаниях: «Избранный вел. князем Николаем Николаевичем и приветствовавшийся им венный министр А.А. Поливанов 15-го марта был заменен ген. Дмитрием Савельевичем Шуваевым, пред тем состоявшим в должности главного интенданта.
Скромный, честный, аккуратный и бережливый, старик Шуваев был прекрасным военным экономом и совершенно не годился для поста военного министра. Он был слишком прост и сер для этого. По своему внешнему виду, манере говорить и вообще по всему своему складу он, по тогдашней шутке, более годился в каптенармусы, чем в военные министры.
Поливанова убрали, как “левого”; Шуваева назначили, как “правого”. За последним, кроме того, значились два плюса: безукоризненная служба, в должности главного интенданта и благоволение к нему, несмотря на его правизну, Государственной Думы. Государь тоже очень благосклонно относился к Шуваеву». (
Продолжалось следствие и по попавшему в опалу военному министру В.А. Сухомлинову. Жандармский генерал-майор А.И. Спиридович по этому поводу делился воспоминаниями: «12 марта состоялось Высочайшее утверждение заключения 1-го департамента Государственного совета о назначении судебного следствия над генералом Сухомлиновым. В таком исходе дела большую роль сыграл Поливанов. В угоду общественности он старался уничтожить своего старого врага». (
Французский посол в России Морис Палеолог записал в дневнике:
«
Верховная комиссия, назначенная императором для расследования дела генерала Сухомлинова по упущениям в военном ведомстве, закончила свою работу и признала дело бывшего министра подлежащим передаче на рассмотрение военного суда.
Император утвердил это решение. Отныне генерал Сухомлинов исключен из числа членов Государственного Совета». (