Мириам с мольбой смотрела на Красовского, и он в очередной раз залюбовался изысканной восточной красотой девушки, как будто сама Шахерезада шагала сейчас рядом по чавкающей под ногами тропинке. Джунгли вокруг на первый взгляд не отличались от земных, но непомерно большое солнце мигом возвращало с небес на землю, а точнее, наоборот. И тогда, если присмотреться, можно было заметить, что и деревья какие-то диковинные, больше похожие на гигантские папоротники, и птицы, перепархивающие с ветки на ветку, на самом деле не имеют ни перьев, ни хвоста.
– Боюсь, что так, Мириам… Мы не можем идти против воли разумных обитателей планеты. К сожалению… Это их осознанный выбор. Миссия по спасению аборигенов провалилась. Увы…
– Но как же так? – повторила девушка. – Мы не можем… Мы должны…
– Молю вас, подождите! – их догнал скрипучий голос.
Митрич изо всех сил семенил сзади. Он хромал и отставал всё больше. Рядом с ним точно такой же походкой ковылял Ыхым. Лицо его вспыхивало золотистыми крапинками озорства.
– Иннокентий, – Красовский, воспользовавшись остановкой, связался с кораблём, – каковы результаты работы других групп? Есть ли положительные?
– Все сорок восемь групп доложили, что ни одно из племён не согласилось покинуть планету, – откликнулся из рации сочный баритон. – Командор приказал готовиться к отлёту. Срок – пять местных суток.
– Всего сорок часов… – прошептала Мириам. – Так мало осталось…
Спускаемый модуль, рассчитанный на двоих, терялся среди гигантских тропических зарослей. Вывалился язык трапа, радушно пшикнул шлюз. Люди поднялись по ступенькам, последним взобрался Митрич.
– Мириам, у нас много работы, – засуетился Семён Викторович. – Нужно тщательно упаковать образцы в расчёте на стартовые перегрузки, выпустить на волю всех живых обитателей планеты – они всё равно не выдержат взлёта.
– Прошу прощения, – пророкотал Иннокентий, – но Митрич запрашивает разрешения подняться на борт.
– Митрич? – Красовский недоуменно выглянул в иллюминатор.
Старичок переминался с ноги на ногу у опоры модуля, мял в руках шляпу и просительно поглядывал наверх.
– А это тогда кто?..
Переводчик, до этого тихо стоявший у входа, вдруг затрясся, как от беззвучного смеха, в мгновение стал золотисто-жёлтым и вдруг неуловимо быстро превратился в туземца.
– Ыхым! – ахнула Мириам.
– Мы-ы-ам! – прильнул к ней тот, переливаясь жёлтым смехом и розовой нежностью.
Снова пшикнул шлюз, настоящий Митрич, укоризненно зыркнув на Ыхыма, буркнул: «Я на подзарядку», – и проковылял в подсобку.
– Иннокентий! – нахмурил брови Красовский. – Как посторонний оказался на борту?
– Аборигенная форма жизни не представляет опасности, – несколько виновато отозвался баритон.
– Семён Викторович! – Мириам молитвенно сложила руки. – Разрешите Ыхыму остаться. На время. Он же всего лишь ребёнок.
– Аборигенная форма жизни не представляет опасности, – повторил Иннокентий.
– Ну, пожалуйста! Семён Викторович! Вдруг мне ещё удастся… получится… уговорить.
Красовский посмотрел в глаза цвета тысячи и одной ночи, перевёл взгляд на доверчиво прижавшегося к девушке Ыхыма, пульсирующего голубой надеждой, и махнул рукой.
Ыхым сидел на кровати, сложив по-турецки ноги, и смотрел мультики. Мириам включила какую-то старинную сказку про джинна, где героиня как две капли воды походила на саму Мириам, поэтому мальчик-туземец смотрел не отрываясь, переливаясь всем спектром эмоций и время от времени превращаясь в кого-либо из героев. В остальном он вёл себя точно так же, как любой земной мальчишка, но сейчас было особенно заметно, что он не имел ничего общего с человеком. Бессуставчатые руки и ноги напоминали щупальца, что неудивительно, учитывая, что раса аборигенов классифицируется как моллюски и, по сути, представляет собой сухопутных прямоходящих осьминогов. На всех четырёх мясистых «пальцах» на каждой «руке» у них даже остались рудиментные присоски.
– Угощайся! – девушка присела рядом и протянула поднос с печеньем.
Ыхым взял недоверчиво, повертел в руках.
– Ешь! – приободрила Мириам и сама откусила кусочек, она знала, что метаболизм людей и аборигенов схожий, пища одних вполне подходит другим.
Мальчик – а сейчас он вполне удачно мимикрировал под земного ребёнка – осторожно положил печенье в рот, зажмурился, пожевал и тут же засиял цветами удовольствия и благодарности.