Гром небесный

– Да, – твердо ответила Клава.

– Но все же вы сочли нужным сообщить нам информацию, которая, прямо скажем, бросает на Санникова тень. Нет, не подозрения, но тень.

Клава ответила не сразу, но четко и жестко:

– В память о Николае Константиновиче я должна была сделать все, чтобы вы имели полную картину вчерашнего дня.

– Мы вам очень благодарны, – завершила разговор Захарьина.

Когда дверь за Клавой закрылась, Измайлов не удержался и не без иронии сказал:

– Вот вам и бывший палеонтолог. Выложила нам важнейшую информацию. И заметьте, Анна Германовна, прекрасно подготовилась. Никакого ступора и помрачнения у нее не было – я же с ней разговаривал. Просто, как говорят у вас, шахматистов, – Анна слегка улыбнулась, – она отложила партию для домашнего анализа. Вот после этого она сочла возможным рассказать то, что мы сейчас услышали.

– Да, ситуация весьма амбивалентная, – ни с того ни с сего сказал Марков. – Я оставлю вас, по-моему, вам есть, что обсудить вдвоем. Если я понадоблюсь, вы знаете, как меня вызвать.

Когда дверь за Марковым закрылась, Измайлов обратился к Захарьиной:

– Вы знаете, Анна Германовна, я пребываю в восхищении вашей швейцаркой. Идет первый день работы следственной группы, а мы уже получили целый ворох предположений и, пожалуй, первых потенциальных подозреваемых.

– Ну что ж, – удовлетворенно хмыкнула Захарьина, – пятиминутный перерыв, ну ладно, десятиминутный. И тогда наконец-то поговорим с господином Дунаевым.

* * *

Захарьина и Дунаев встретились у входа в кабинет Маркова или, как его теперь называл Измайлов, «штабной вагон». Анна устроила так, что Дунаев галантно распахнул перед ней дверь и чуть ли не с легким поклоном пропустил ее внутрь комнаты. В этот момент Кирилл Владимирович в полной мере ощутил изумительный аромат духов своей собеседницы.

Кирилл Владимирович не был знатоком парфюма, но понял, что духи, вероятно, очень и очень дорогие. Взглянув на старшего следователя по особо важным делам, он был несколько удивлен тем, что она успела освежить макияж и выглядела просто лучезарно.

– Для кого она так старается? – подумал бравый отставник. – Для моего, что ли, обольщения? Не выйдет. Надо было с самого начала правильно себя вести.

Однако все получилось совсем не так, как думал Кирилл Владимирович. Захарьина была само очарование. Она усадила Дунаева напротив себя и начала разговор.

Измайлов искоса наблюдал за метаморфозами, произошедшими со старшим следователем по особо важным делам. Неожиданно он поймал себя на том, что больше всего на свете ему хотелось бы поцеловать госсоветника юстиции в прелестную обнаженную шею. Ну и вообще, как было бы здорово заключить ее в свои объятия. Федор был поражен. В последние годы подобные мысли к нему не приходили, а Захарьина тем временем ворковала:

– Кирилл Владимирович, мы тут проделали кое-какую черновую работу, и у нас сложились определенные вопросы.

Измайлов включил диктофон (все под запись) и дал послушать наиболее интересные места показаний Алиева и Голицыной, касающиеся, соответственно, Чернокозова и Санникова.

– Я бы хотела, – подчеркнула Захарьина, – чтобы мы поговорили с обоими сотрудниками компании «Юнгфрау» в вашем присутствии. В известной мере, они ведь ваши подопечные.

– Анна Германовна, – ощетинился Дунаев, – я не вполне понимаю свое процессуальное положение в таком варианте, к тому же не очень ясно, это допросы или разговоры по душам.

– Несмотря на данные мне специальные полномочия, мы строго придерживаемся всех процессуальных норм, – ответила Захарьина. – Разговоры идут по душам, но под запись. Те разговоры, которые понадобятся для формирования доказательной базы, мы оформим протоколом, если, конечно, на то согласятся свидетели. Но я хотела бы подчеркнуть, что сейчас мы только подбираемся к раскрытию преступления. Поэтому здесь нам важна суть, а не формальные заковырки. Впрочем, потом мы все оформим в лучшем виде. Здесь я мастак, – улыбнулась Анна и как бы невзначай положила свою красивую ладонь на холеную руку доблестного отставника.

Похоже, что воспринято это было Дунаевым не без приятности.

– Ну что ж, поговорим с Чернокозовым, – вмешался Измайлов, который наблюдал сцену очаровывания с явным недовольством.

– Пожалуй, – сказала Захарьина, – но потом, Кирилл Владимирович, мы отдельно поговорим о Рожках, точнее, об этой треклятой экспертизе.

В кабинет вошел Чернокозов Евгений Петрович. 50-летний мужчина, высокий стройный, с великолепной шевелюрой седых волос. Лицо открытое, как будто вырубленное топором. Густая короткая борода, могучая шея. Захарьина отметила, что такой человек, конечно же, с ходу вызывает симпатию, а уж про женщин и говорить не приходится.

– Евгений Петрович, я начну с несколько неожиданного вопроса. Вы часто играете в карты?

Чернокозов опешил.

– Собственно, какое это имеет отношение к делу, расследованием которого вы занимаетесь?