Громов

Валя и Женя — близняшки. Им часто дарят одинаковые вещи, но разных цветов. Приходится тянуть жребий, кому что достанется. Меня в качестве судьи они не признают. Вырабатывает процедуру и проводит жеребьевку только Громов.

Когда возникают какие-то сложности, я начинаю волноваться. Он говорит: «Расслабься и не вникай — тебе это не надо». И я успокаиваюсь.

Вот мы уже долго живем вместе, больше десяти лет, можно бы уже ко всему привыкнуть. Но масштабность личности Бориса Всеволодовича меня по-прежнему удивляет.

— У Бориса были прекрасная семья, — говорит С. В. Громов, — замечательные дети, все шло как надо и вдруг эта ужасная трагедия. Его жена, Наташа, погибает.

После Афганистана генерала Громова знала вся страна. Когда людям стало известно о его семейной трагедии, пришло множество писем с поддержкой. В том числе от молодых женщин с предложением руки и сердца. Он мог выбрать кого угодно. Но Борис поступил так, как должен был сделать именно реаниматор — сам, находясь в тяжелом кризисе, он становится опорой для человека, которого нужно спасать.

Для многих это выглядело более чем странно. Молодой перспективный генерал женится на женщине, у которой двое детей. На свою уже хорошо нагруженную телегу (у самого ведь два сына) кладет тяжесть еще одного горя.

Фаина Александровна очень умный, милый, просто замечательный человек, и действительно большая удача, что они сумели образовать крепкую семью. Но Борис даже не делал попытки выбирать, поступил именно так, как должен был поступить человек с его характером и предназначением в жизни.

Он понимал, что страшную двойную трагедию можно побороть вместе. И ведь не только женщину он спас, ее крохотных девочек-близняшек, но и свекровь, которая вообще полное крушение пережила. У нее сразу погибли муж и оба сына.

Б. В. Громов:

— Обычный день был. Где-то шесть часов утра. Как обычно, начались доклады по оперативной обстановке, по боевой. Со всей территории Афганистана стекались сводки, и (их обычно я сам принимал) донесения шли и из афганской армии, то есть все было как обычно…

Наташа могла не оказаться в том самолете. У нее был билет на другое число на гражданский рейс. Но ей позвонил Евгений Иванович Крапивин, мой старинный друг, сокурсник по академии Генерального штаба, и предложил лететь вместе.

Я об этом знал и был рад тому, что она полетит на самолете командующего ВВС. Я, конечно, не думал о чем-то плохом, но степень надежности тут значительно выше, чем на обычных рейсовых самолетах, и, кроме того, с 3 мая запрещались все перелеты по линии Военно-воздушных сил. Как обычно, перед праздником резко сокращались рейсы, чтобы не было никаких чрезвычайных ситуаций…

Ан-26 оторвался от земли. Главный диспетчер управления воздушным движением надо Львовом был спокоен, на вверенном ему объекте все в порядке. Но, увидев на экране локаторов непонятно откуда взявшийся гражданский самолет, который шел на посадку, он только успел крикнуть подчиненному: «Ты куда его ведешь?!»

— В экипаже самолета вторым пилотом летел сын космонавта Быковского, — вспоминает Фаина Громова. — Родители его встречали. Самолет должен был приземлиться на Чка-ловском аэродроме в Москве. Время шло — самолета не было. Валентина Михайловна — жена космонавта Быковского — начала звонить в панике: где самолет?! Ей говорили, что самолет затерялся, сейчас его найдут, он где-то в небе.

Я тоже начала звонить, мне сказали, что самолет приземлился в Иванове…

Потом увидела под окном вереницу черных «Волг». На какое-то мгновение мне показалось, что все стало черным, хотя был день, 3 мая, светило солнце…

— Я узнал о трагедии где-то около тринадцати часов местного кабульского времени, — вспоминает Борис Всеволодович Громов, — причем мне сказали так, что разбился только Крапивин…

Пришло сообщение, что погиб командующий ВВС Прикарпатского военного округа. На каком самолете он летел? На боевом? На транспортном? Тогда еще не было понятно. И я поначалу прореагировал на это только как на потерю друга. А потом уже, по прошествии нескольких минут, меня пронзила мысль о том, что в этом самолете должна была лететь моя жена…

До того рокового дня судьбы Бориса Громова и Фаины Крапивиной складывались вполне благополучно. У Громовых росли два замечательных сына. Максиму уже исполнилось восемь, Андрею не было пяти. У Фаины и Александра Крапивиных меньше чем за два месяца до трагедии родились девочки, которых назвали в честь дедушки и бабушки — Евгения и Валентина.

— Мы жили в одном доме, — говорит Громов. — Я в третьем подъезде со своей семьей, а Фая в седьмом. На проспекте Вернадского…

— Всегда, когда получается, что я проезжаю мимо этого дома, у меня в душе такое происходит!.. — продолжает Фаина. — Я даже не могу объяснить, такой водоворот чувств, все вместе… Но связано это не с Борисом, а именно с семьей Крапивиных… Тогда даже предположить…

Это было тяжелое время. Обоих терзали одиночество, пустота, отчаяние, и обоим нужно было жить дальше.