Гроссмейстерский балл

— Знаешь, слушая твои истории, мне захотелось еще раз схлестнуться с Терновским. Второй, третий… Чтобы он понял, какая он скотина, — произнес Филипп. — И не просто схлестнуться, а так, чтобы всем доказать… Ведь за что-то мы должны отвечать. Или пресмыкаться?!

Стас молчал. Филипп искоса оглядел Стаса и тоже замолчал.

В коридоре раздался звонок. Послышались шаги. Кто-то из соседей пошел открывать.

— Мне будет жаль, если ты уйдешь с завода, — вдруг произнес Стас.

Дверь приоткрылась. Показалась голова Новера.

— К вам приятель, — сказал Новер и скрылся.

В комнату вошел Левка. Филипп встал. Он искренне обрадовался. Филипп понимал, каких усилий стоило Левке прийти к нему. Все это время Левка избегал встреч с Филиппом. Это ему удавалось… И вот пришел. Сам! А глаза по-прежнему грустные. Как тогда, на остановке троллейбуса.

— Ты напоминаешь княжну, что зашвырнул Степан Разин, — произнес Стас.

Левка не стал разубеждать Стаса и сел.

— Маркелову предложили убираться из отдела, — объявил Левка. Новость впечатления не произвела. Филипп и Стас молчали. Левка переждал и добавил: — Вначале Маркелов сказал: «Ну и хрен с вами», а когда узнал, что директор в трудовую книжку заносит истинную причину увольнения, начал доказывать, что он молодой специалист. Что не имеют права… Целый день в отделе дебаты…

— Между прочим, Филипп тоже увольняется, — заметил Стас.

Левка несколько секунд в упор рассматривал Филиппа.

— Уму непостижимо! — наконец выкрикнул он и встал. — Струсил! Как баба! Как последний ренегат! — Левка обожал громкие слова. Это его страсть. Но вдруг он притих, словно споткнулся. — Понимаете, мальчики… Мы взрослые люди. А это кое-что значит. И если взрослые люди, дельные и здоровые, тушуются перед всякой сволотой здесь, у себя в стране…

— На своей планете, — подсказал Стас.

— И нечего иронизировать. С помощью таких шуточек да таких шутников и держится эта сволота…

Расстроенный Левка сел. В комнату вновь проник вежливый голос Новера, вконец спутав высокие Левкины мысли.

— Филипп, вы оставили горящей конфорку… Но я ее погасил, не волнуйтесь.

— Спасибо, — ответил Стас и добавил в сторону закрывшейся двери: — Наверняка язвенник! Слушай, он решил, что у тебя неприятности из-за бубновой дамы. Он надеялся отлично гульнуть на свадьбе, а?

Филипп не ответил. Он так не хотел, чтобы сейчас, в присутствии Левки, заговорили о Нине. Но Стасу было все равно. Он ни о чем не догадывался…

Левка подошел к раскрытому окну и перегнулся через подоконник..

— А почему бы тебе не утешить любопытного соседа? — не успокаивался Стас.

— Да замолчи ты! — сказал Филипп. Негромко. Чтобы Левка не слышал.

Но Левка слышал. Он подошел к Филиппу.

— Ладно, старик. Ведь Феликс Орестович имел в виду Нину. Я рад за тебя…

Они молчали и курили. Теперь уже втроем.

Кто-то вытащил на улицу магнитофон и пустил на всю мощность. Бывают же такие добряки… «Он давно мышей не ловит, усмехается в усы, ловит нас на честном Слове, на кусочке колбасы…» Каждый думал о своем. А возможно, они думали о чем-то общем… Стало прохладно, но Филиппу не хотелось закрывать окно.

2

В кабинете не сиделось. Шанцов вышел в цех.

Опять боли в спине. Минуло столько лет, но в августе появляются боли. Ежегодно. Точно по расписанию. Ноющие, свербящие… В те времена операция на легком была редкостью, не то что сейчас. Рентгеновские снимки по-прежнему фиксируют инородное тело размером десять на пятнадцать миллиметров. Пуля или осколок… Трудно решиться на операцию, когда прошло двадцать лет. И почему-то боли начинаются в августе…

В цехе пусто. Рабочий день окончился. Между верстаками ходят уборщицы. Надрывно гудят пылесосы. Этот шум еще мирит Шанцова с пустотой цеха. Хорошо бы уйти домой раньше уборщиц. Но вряд ли удастся. Он ждет машину с аэродрома. Можно и завтра узнать о результатах испытательного облета аппаратуры, но ничего не поделаешь — привычка. И машина вот-вот подъедет, с аэродрома звонили…

Сегодня, как никогда, хочется поскорей уйти. Виноваты боли в спине. При ходьбе они стихают. И еще неприятности с тем парнем, Круглым. А может быть, в основном эти неприятности и виноваты, а боли так, чепуха. За двадцать лет к ним можно привыкнуть и не замечать. Но бешеные глаза этого парня! Чурка, чурка…

Хлопнула дверь. В цех вошли Рябчиков и шофер дядя Саша. Они несли длинный ящик с прибором.

— Один — нормально! У второго транс пробило. Только поднялись в воздух — раз и пробило, — сообщил Рябчиков. Он говорил грубовато, заранее переходя в наступление: в том, что пробило трансформатор, виноват был он, как настройщик.

Ящик опустили. Дядя Саша присел на него в терпеливой шоферской позе.

Шанцов отлично знал, что дело не в трансформаторе. Обычная история. Рябчиков не прочь еще раз подняться в воздух со второй станцией. За летные неплохо платят. А пойди докажи! Хлопотливая штука, когда у нахального парня золотые руки. Шанцов давно бы уволил Рябчикова, но ничего не поделаешь, он действительно способный настройщик. Найти бы специалиста и ко всем чертям прогнать Рябчикова с его сытой харей…

А Рябчиков понимает ситуацию. Нюх!