Гротески

Я был взволнован и потрясен этой сценой. Благодарение Богу, вскоре после того пришел агент Гамбург-Американской линии и принес мне бумаги на подпись. Теперь наша запродажная подписана мной, и чек на немецкий банк имеется в моих руках. Этот дом уже не принадлежит более мне, и я просил покупщика разрешить мне прожить здесь еще несколько дней. «Хоть полгода, если вам это угодно!» – промолвил он. Но я обещал ему пробыть здесь не более недели. В субботу уход парохода в Сан-Томе, и к этому дню все уже должно быть упаковано. Сейчас я поставил на стол цветы. Когда моя Аделаида вернется, услышит приятную весть.

5 часов вечера

Это ужасно. Аделаида не вернулась, не вернулась… Она не вернулась. Я обошел весь город, никто не видел ее. Я вернулся снова домой – ее там все еще не было. В саду я искал бабку Филоксеру, чтобы навести справки о ней, но и ее было нигде. Я побежал в ее хижину… и нашел ее. Она была привязана к столбу.

– Наконец-то вы пришли… наконец! – причитала она. – Спешите, пока не поздно!..

Я освободил ее, и мне стоило большого труда добиться вразумительных ответов от перепуганной, ополоумевшей старухи.

– Она ушла в гонфу… мамалои… – заикалась она. – В гонфу… со своим ребенком… Меня привязали, чтобы я не сказала вам об этом…

Я побежал снова домой – захватить пистолеты. Я пишу эти строки в то время, пока седлают лошадь… Господи, что можно…

16 ноября

Я поскакал в лес.

Я не помню, чтобы я думал в это время о чем-нибудь. Только одна мысль владела мною: «Надо успеть!.. Надо успеть!..»

Солнце уже зашло, когда я выехал на лужайку. Два болвана схватили мою лошадь за уздцы, но я бичом снес им лица. Я спрыгнул с коня, бросил уздечку на земляничное дерево. И я проник в гонфу, расталкивая людей направо и налево.

Я помню, что кричал. Там, на корзине, стояла в красном сиянии мамалои. Змея обвивалась кругом голубой повязки. И, высоко подняв, она держала за шею мое дитя. Мое дитя и ее дитя… И душила его, душила его, душила его…

Я помню, что я кричал. Я выхватил браунинги и стал палить. Одному выстрелил в лицо, другому в грудь. Она спрыгнула с корзины. Я подскочил к ней и вырвал ребенка. Я увидел, что он был уже мертв. Еще такой теплый, такой цветущий…

Я стрелял во все стороны в черные тела. На меня кинулись, окружили меня, теснили, выли, кричали, лаяли, покуда я убивал их. Потом я сорвал факел с балки и бросил его на соломенные стены. Они вспыхнули, как трут…

Я вскочил на лошадь и поскакал домой, увозя с собой моего мертвого ребенка. Я спас моего ребенка: не от смерти, но от зубов черных дьяволов.

Чуть позже

На моем письменном столе я нашел это письмо… Я не знаю, как оно сюда попало…

«Для Ф. X.

Ты изменил Симби-Китас, и они хотят тебя убить. Но они не сделают этого, если я принесу им в жертву моего ребенка. Я так люблю его, но тебя я люблю еще больше. Поэтому я сделаю то, что от меня требует Симби-Китас. Я знаю, что ты меня прогонишь, когда узнаешь, что я сделала. И потому я приму яд, и ты уже никогда более меня не увидишь. Но ты убедишься, как сильно я тебя люблю. Потому что теперь ты уже совсем спасен. Я люблю тебя.

Аделаида».

И вот моя жизнь разбита. Что остается мне теперь делать? Ничего не знаю. Я запечатаю эти листки в конверт и отошлю. Еще немного усилий, и… и потом – что?

…Я тотчас же ответил на письмо. Я написал на конверте дополнительно адрес агента Гамбург-Американской линии и сделал заметку: «Без востребованности адресатом прошу возвратить». Я получил письмо обратно с пометкой: «Адресат умер».

РагузаИюль 1907

Тофарская невеста

Много диковин видал я по свету…

Вальтер фон дер Фогельвайде[36]

Подыскивать жилье для съема – такая несусветная морока, доложу вам: вверх и вниз по пыльным лестницам лазаешь, с одной улицы на другую мотаешься, одни и те же ответы на одни и те же вопросы слушаешь – упаси Господь!

С десяти часов я в поисках, а теперь уже три. Устал, как ломовая лошадь!

Итак, еще раз на третий этаж.

– Хотелось бы посмотреть комнаты.

– Пожалуйста. – Женщина проводит меня темным коридором и отворяет одну из дверей. – Вот здесь.

Вхожу. Комната большая, поместительная и не так уж плохо меблирована. Диван, письменный стол, качалка – все, что требуется.

– А спальня?

– Дверь налево.

Женщина отворяет ее и показывает комнату. Даже английская кровать! Я в восторге.

– Цена?

– Шестьдесят марок в месяц.

– Отлично. На роялях тут не играют? Маленькие дети имеются?