Гроза над Россией. Повесть о Михаиле Фрунзе

— С мнением о Керенском согласен, что же касается его отца, о нем у меня весьма приятное воспоминание, — улыбнулся Фрунзе. — Он был управляющим всех учебных заведений Туркестана и дал мне характеристику как первому ученику Верненской гимназии. Пусть это мелочь, но все же приятно, а воспоминания юности незабываемы.

— Хорошее воспоминание! Владимир Ильич в шутку говорил мне, что золотой медалью обязан отцу Керенского. Он был тогда директором Симбирской гимназии, — заметил Свердлов.

— Если бы он знал, кем станет Ленин, не видать бы Ильичу золотой медали. Не предчувствовал старик Керенский, что и сынок его будет временным властителем России. Калифом на час. Какими только завитушками не украшает русская история свой фасад, — расхохотался Фрунзе.

Утром Южаков постучал в номер Кулакова. Тот открыл сразу, словно ждал его стука.

— Доброе утро, Павел. С дороги-то, чай, спал без задних ног?

— О, я вовсе не спал. Только что вернулся, — весело ответил Кулаков, раскуривая трубку.

— Где же ты был? У дамы, что ли?

— В Третьем доме Советов, там всю ночь наш ЦК заседал. Бурные дебаты происходили, и надо признаться — в моей голове многое прояснилось, — все с той же легкомысленной веселостью говорил Кулаков. — Давай-ка чайку попьем, у меня, правда, кроме сушек и воблы, нет ничего. Революция все сожрала.

— Сушки, да вобла, да цейлонский чай! — ахнул Южаков. — Ты богач по сравнению со мной, мы в Москве на полфунте черного хлеба да на полселедке живем.

— Так-таки все? И председатель ВЦИК — тоже полфунта?

— И он полфунта черного.

— Посылаете продовольственные отряды, выкачиваете из деревни хлеб, а куда все деваете? Псу под хвост?

— Не ерничай! Сам знаешь, не возьмем излишки хлеба — город вымрет от голода. Рабочий класс, армия, дети вымрут...

— А кто виноват? В голоде, в разрухе, в позорном мире с немцами кто виноват? Вы, большевики! Россию превратили в тысячеверстное кладбище... Железные дороги зарастают полынью, березовые рощи вырубаются на кресты по вашей вине...

Южаков поставил на стол стакан с недопитым чаем, спросил уже сердито и сурово:

— О войне, о царе, о Временном правительстве позабыл?

— Войны нет, царя нет, Временного правительства нет, одни большевики остались и талантливо разбазаривают матушку-Русь!

— Не узнаю тебя, Павел. И не пойму, кто передо мной — миллионер Рябушинский или революционер Кулаков? — возмутился Южаков.

— Революционер перед тобой, революционер. Вы же переродились, слепые ниспровергатели всего разумного и человечного!

— Послушай, Павел, — Южаков продолжал уже голосом более ровным. — Если бы мы не были вместе в ссылке, я бы объявил тебя своим врагом со всеми вытекающими последствиями.

— А какие последствия вытекают из твоих угроз?

Южаков пощелкал ладонью по кобуре:

— Для врагов революции у меня есть только это. Дай бог, чтоб до него не дошло. — Хлопнув дверью, он вышел из номера.

Тень от настольной лампы прикрывала лицо графа Мирбаха: так было удобнее следить за своим собеседником. Граф любил наблюдать из тени, это давало некоторые, хотя и мелкие, преимущества.

Перед Мирбахом сидел капитан Андерс — представитель новой монархической организации, созданной в Москве бывшими царскими сановниками.

Монархисты искали поддержки в дипломатических кругах и быстро установили связь с Мирбахом. Агентом их стал капитан Андерс. После Гатчины и бегства Керенского он пробрался в Москву и вновь, полный энергии, включился в борьбу с Советской властью. Сначала с группой бывших офицеров орудовал под видом анархиста, затем связался с монархистами.

История, как и природа, иногда любит усложнять явления самые простые. Усложняет она большое и малое, и если в дождевой капле отражается весь солнечный мир, то в каком-нибудь капитане Андерсе — противоречия целой эпохи.

В раскрытое окно тек ночной, настоянный на запахе цветущих лип воздух, о чем-то добром и грустном шептались листья, круглая тень абажура закрывала глаза Вильгельма Мирбаха.

— Как вы представляете себе восстание против

большевиков? — спросил он, глядя в красивое, породистое лицо Андерса.

— Надежда на переворот возросла, граф. Между большевиками и левыми эсерами идет борьба за власть; на Вятке, на Каме — крестьянские бунты. В Екатеринбурге и Перми собираются лучшие силы империи; освобождение царской семьи — вопрос времени. Все это благоприятствует нашим планам.

— Вы ничего не сказали про сибирское правительство, называемое Директорией; военный министр ее — видный монархист, вице-адмирал Колчак.

— Колчак пока только военный министр, а глава Директории Вологодский — личность несимпатичная для вас.

— Вы собираетесь свергнуть Ленина?

— Безусловно, ваше превосходительство.

— Допустим, Ленин свергнут, что же предложите вы России?