Гроза над Россией. Повесть о Михаиле Фрунзе

— Российской революции угрожает новая опасность, идущая с востока. От этой опасности нас не спасут никакие мирные договоры, ни уступчивость и миролюбие. Для нас теперь выход только один — немедленная и энергичная деятельность по укреплению вооруженных сил. Мы должны быть сильны, чтобы с нами считались...

Фурманов весь обратился в слух, и время приобрело для него новое измерение, и вес, и ту особую значимость, которую особенно остро воспринимают увлекающиеся натуры.

— Контрреволюция собрала все силы, чтобы с помощью интервентов задушить нашу власть, — продолжал Фрунзе. — Колчак надеется восстановить царские времена; пулю, петлю, голод мобилизовал он на усмирение народа, но забыл, что можно временно подчинить часть народа, нельзя победить весь народ, который не желает белых и поддерживает красных. Нас поддерживает...

Ровный голос нового командарма зазвенел, бледное лицо покраснело, на лбу прорезалась морщина, он словно вырос и преобразился. «Теперь говорит уже не оратор, а воин», — подумал Фурманов.

— Никогда еще не было нам так тяжело, как в эти дни, но мы должны выстоять. Мы обязаны выстоять! Положение совершенно исключительное, и надо немедленно поднять дух Красной Армии — вот что надо! Центральный Комитет партии объявил партийную мобилизацию. «Коммунисты — на фронт!» — этот лозунг станет нашим знаменем... — Фрунзе прервал речь; притихший зал следил за каждым его жестом. — Нам же, иванововознесенцам, победа над Колчаком особенно необходима. Сокрушив его армии, мы пробьем дорогу к туркестанскому хлопку, без которого мертвы корпуса наших фабрик. Предлагаю создать Иваново-вознесенский рабочий полк и, не теряя времени, направить его на Восточный фронт, — заключил Фрунзе короткую свою речь.

Вечером Фурманов увидел у здания губкома партии длинную очередь: коммунисты и беспартийные рабочие требовали их отправки на фронт. Ветер трепал красное полотнище с призывом: «Записывайтесь в отряд товарища Фрунзе!» Знакомый ткач остановил Фурманова и, дергая за рукав полушубка, умолял:

— Помоги, Митяй, записаться в отряд.

— В очереди не хочешь постоять? — пошутил Фурманов.

— Уже отстоял часа четыре. Не берут: нельзя, дескать, всех послать, кто же армию снабжать станет. В порядке партийной дисциплины оставляют в тылу, ну что ты скажешь...

— Партийная дисциплина — вещь серьезная.

— Так у меня особое право есть! — козырнул последним аргументом ткач. — Собрание нашей фабрики постановило предоставить мне почетное место в отряде...

Фурманов вместе с ткачом прошел в кабинет Фрунзе. Командарм выслушал их, чему-то улыбнулся:

— Рад бы всей душой, да не могу. Всех добровольцами не возьмешь. Между прочим, и тебя, Дмитрий, губком не отпускает.

— И меня?! Как же так, вы же обещали... — заволновался Фурманов.

— Без согласия губкома не могу.

После Фурманова и ткача появился Иосиф Гамбург, как всегда возбужденный, положил перед Фрунзе листок из школьной тетрадки.

— Это что? — спросил тот.

— Заявление в добровольческий отряд.

— Вот уж кого не представляю в военном мундире, — пошутил Фрунзе. — Ты снабженец, и недурной, ну и оставался бы им. — Он с нежностью посмотрел на худую фигуру друга.

— Михаил! — торжественно произнес Гамбург. — Когда ты решил бежать из ссылки, я не отговаривал. Может, ты забыл про тот случай?

Губы Фрунзе расплылись в широкой улыбке:

— У тебя упрямый характер, Иосиф...

— Характер на пенсию не отправишь.

Дома во время обеда Софья Алексеевна как бы между прочим сообщила:

— Я еду с тобой, Зеленый Листок. Куда иголка, туда и нитка.

— Но это почти невозможно! — воскликнул он.

— Хорошо, что ты не забыл слово «почти», Зеленый Листок...

КНИГА ВТОРАЯ

Лишь тот достоин жизни и свободы,

Кто каждый день за них идет на бой.

Гёте

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Великие эпохи выдвигают людей, которые воплощают душу времени.

Великие революции выражают в таких людях свои идеи, волю, силу.

Старый мир не уступает прав и власти без яростного сопротивления. Заговоры, восстания, голод, темные страсти, предательство, клевету — все, что может задержать победоносный ход революции, берут на вооружение ее враги.

Михаил Фрунзе до приезда в Самару имел общее представление о трагическом положении на Восточном фронте, но не знал скрытых причин, которые вели к разложению 4-й армии.

Армию же захлестывала разнузданная анархия: бойцы сбрасывали командиров и назначали кого хотели. Планы наступлений обсуждались на митингах, и можно было общим голосованием отложить назначенную атаку или без боя сдать противнику опорный пункт. В красных полках было засилье кулацких сынков, царских офицеров; командиры из эсеров и анархистов отказывались исполнять приказы даже Реввоенсовета армии. Эсеры, анархисты, меньшевики захватили командные посты в бригадах 22-й дивизии и сговорились с атаманом Дутовым о вооруженном восстании.