Гроза над Россией. Повесть о Михаиле Фрунзе

— Съезд Советов избрал ВЦИК — рабоче-солдатский парламент Российской республики. Поступают телеграммы о поддержке власти Советов из Киева, Красноярска, Казани. В Москве создан Военно-революционный комитет, возглавляемый большевиками...

— А Керенский что? Арестован?

— Керенский бежал в неизвестном направлении. Члены Временного правительства заключены в Петропавловскую крепость...

— Я тебе еще позвоню. Сейчас открывается собрание народных представителей.

Мир изменился для Фрунзе, время получило новое измерение; он ходил по комнате, ища и не находя слов для выражения мыслей и чувств. То, о чем он мечтал, за что боролся всю жизнь, из бесконечно далекого будущего стало настоящим. Мечты воплотились в действительность: Великая Революция совершена!

«Народ стряхнул со страниц истории правительство помещиков и капиталистов. Да и кто, и когда, и где может устоять против народа? Народ вздохнет — и разразится буря, народ топнет ногой — и будет землетрясение, говорят киргизы. Философам и поэтам приходится только склонить голову перед народной мудростью», — размышлял он.

В Народном доме, переполненном рабочими и солдатами, он открыл заседание Совета депутатов, зачитал Воззвание к населению Шуи:

— «Наша Родина вновь переживает час великого испытания. Старая власть, власть Временного правительства, состоявшая из ставленников помещиков и капиталистов, сметена порывом народного возмущения. В муках и боли рождается новая, истинно народная власть, власть Советов рабочих, солдат и крестьян. Только она способна вывести страну из состояния развала и анархии...

Рабочий, солдат и крестьянин! От тебя зависит успех новой власти. Сплотимся железной стеной вокруг Советов и обеспечим победу новому правительству государства Российского».

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

Керенский бросился на оттоманку и замер, вслушиваясь в предрассветную тишину кабинета. Вкрадчиво тикали каминные часы, словно предупреждая о близкой опасности, обвисли в изнеможении фламандские гардины, на зеленом пышном ковре валялся растоптанный окурок сигары.

Приоткрыв глаза, он переводил их с одного предмета на другой: бесценные статуи, картины великих живописцев, развешанные по стенам, сами стены, давно уже ставшие синонимом царственной роскоши. Еще вчера он с плохо скрываемой радостью любовался удивительными созданиями человеческого гения, гордясь, что живет, ест, спит, думает среди них, сейчас же ум его воспринимал только одно — подступающую со всех сторон опасность.

Он поднялся с оттоманки, одернул полувоенный защитного цвета френч, провел ладонью по коротко подстриженным волосам. Такая прическа называлась «ежик», и, как только он стал министром-председателем, все столичные франты и молодые чиновники ввели моду на его прическу. Это доставляло ему удовольствие. Он был тщеславен, да и было от чего вскружиться даже самой рассудительной голове. В тридцать шесть лет он глава правительства и верховный главнокомандующий армии великого государства.

Уверенно и смело взошел он на вершину государственной власти, но не успел укрепиться. Сегодня все колеблется, шатается, ускользает из рук, и кажется, не только власть — сама жизнь его обречена.

Он приподнял двумя пальцами гардину.

На Дворцовой площади, странно пустынной, все так же ввинчивается в небо Александровская колонна с ангелом на вершине, арка Главного штаба похожа на дуло невиданного орудия, нацеленного на Зимний дворец, и всё куда-то скачут в утреннем сумраке обезумевшие бронзовые кони.

Он опустил гардину, пробежал в спальню с окнами на Неву. У Дворцового моста напротив его окон маячили матросские патрули: восставшие уже овладели всеми мостами столицы. На Неве стояли боевые корабли. Вокруг Зимнего сжимается кольцо большевистских войск, очень скоро Временное правительство и он сам окажутся в железном капкане. Надо действовать сейчас же, немедленно!

Круто повернувшись на каблуках, он заспешил в кабинет — черные двойники сопровождали его от одного настенного зеркала к другому. Не успел перевести дух — в кабинет вошел адъютант.

— Большевики захватили центральную телефонную станцию. Телеграфная связь со Ставкой, со всеми фронтами прервана. Сведений о высланных с Северного фронта подкреплениях по-прежнему нет, а ведь только они могут еще спасти положение, — доложил посеревший от бессонницы и волнения адъютант.

— Где застряли эшелоны с войсками?

— Где-то около Гатчины...

— «Где-то около»... Черт знает что такое!

— Во дворце полторы тысячи человек охраны, мы продержимся до прихода казаков, — неуверенно сказал адъютант.

— Полторы тысячи?! Всего женский батальон да юнкера. — Он говорил, нервно размахивая руками, наседая на адъютанта, словно тот был виновен во всем. — Куда, черт возьми, запропастились министры?

— Они в Малахитовом зале.

— Предупредите, чтобы не расходились. Сейчас начнем заседание кабинета...