Грозное лето

Революционный пролетариат, революционные партии, социалисты. Всех стран. Воюющих и невоюющих — в равной мере. А они вот, социалисты большинства стран Европы, проголосовали за военные кредиты своим правительствам, своим генералам, потому, изволите видеть, что сии правительства, сии генералы защищают честь их отечеств. С каких пор социалисты обрели отечество в лице самых реакционных, самых воинственных правительств романовых, гогенцоллернов, Габсбургов и прочих? Ведь на Базельском конгрессе, незадолго перед войной, так решительно звучали голоса немецких социалистов, как и других, выступавших против войны самым категорическим образом…

Все забыто, предано, утоплено в шовинистическом словоблудии, как Горький говорил, по поводу защиты «своих» отечеств. Все предали, начиная с Плеханова и кончая Вандервельде — Мильераном — Каутским и Бернштейном. За исключением горсточки подлинных революционеров. Что можно сделать с такой горсточкой? А придется начинать именно с нее…

Надежда Константиновна слегка подремывала. Сидела на охапке пахучего сена и дремала, а между тем все, что делалось вокруг, видела и слышала. Наконец она открыла воспаленные глаза и спросила негромко, чтобы не слышал хозяин-возница:

— Ты слышал на немецком: «Каждого русского — пристрели»? Это значит, что всем русским эмигрантам надо немедленно покидать эти места. И вообще — Австрию. Пока они не передумали и не устроили новую пакость, не интернировали. А я и так готова богу помолиться, что все самое худшее с тобой осталось позади.

— Ты хочешь сказать, что следует расстаться не только с нашим Белым Дунайцем?

— Да. Если наши войска войдут в Галицию, а это может случиться, тебя арестуют на этот раз «свои»… Да сядь ты, бога ради, поглубже, под парусину, на всякий случай, — тащила она Ленина за рукав.

Ленин покорно сел поглубже и задумался. Не хотелось ему покидать насиженные места: русская граница — в нескольких верстах, вернее — польская, перейти ее было так просто по «подпаску», проходному свидетельству местных властей. И «Правда» — рукой подать, приходила из России на третий день. Да, конечно, теперь граница закрыта, все связи с Россией, с Питером, с Москвой оборвались, о переписке не может быть и речи, а уж о приезде русских товарищей — нечего было и говорить. Печально, но ничего поделать было невозможно.

Он так и ответил:

— Жаль, лучшего места для связи с Россией и не найти. Но теперь они все равно не дадут мне здесь работать, это ясно, как дважды два — четыре. Однако куда лучше ехать? В Париже — слишком шумно, эмигрантская сутолока и склока, там работать не дадут другие обстоятельства. В Женеву разве? Но там, наоборот, слишком тихо, мало осталось наших и опять придется точно в гроб ложиться. — И, подумав немного, заключил: — Но раз надо, значит, надо. Так что будем сейчас же собираться. И спасибо тебе, родная, за хлопоты. Я совсем тебя уморил своими злоключениями, прости, пожалуйста.

— Ты обратил внимание, как женщины осаждают санитаров, надеясь увидеть среди раненых родных и близких? — спросила Надежда Константиновна.

— Печальное зрелище. Грустная картина. Проклятие…

— Так вот: оци не думают о том, что их уморит совсем или частично. Они хотят видеть своих любимых живыми и ради этого готовы на все.

Ленин смутился и благодарно поцеловал ее руку, щеку, а сказал лишь через несколько секунд, взволнованный:

— Я это знаю, Надя…

…Через неделю, закончив хлопоты с разрешением военных властей на приобретение билетов, Ленин наконец выехал со всей семьей из Кракова — в Швейцарию, через Вену. В товарном вагоне, в тесноте, шуме и сутолоке, как на ярмарке, на день задержался в Вене и, отдохнув после недельного путешествия в австрийскую столицу и поблагодарив Адлера за участие, купил билеты до Берна. Тоже не без хлопот, ибо власти Швейцарии требовали особых поручительств за каждого въезжавшего в страну, благо у Ленина были знакомые, видные деятели швейцарской социал-демократической партии.

И тут Ленин узнал от Виктора Адлера о его разговоре с премьер-министром Австрии, графом Штюргом.

Штюрг спросил, когда Адлер ходатайствовал за Ленина:

— А вы уверены, что Ульянов является действительно врагом царского правительства России?

— О да! — ответил Адлер. — Более заклятым врагом, чем ваше превосходительство. Вы воюете с русским царизмом две недели, а Ульянов — всю свою жизнь.

И тогда в Краков было послано телеграфное приказание об освобождении Ленина из тюрьмы в Новом Тарге…

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

Пламя войны разгоралось все более…

На Западном фронте две немецкие армии фон Клука и фон Бюлова нарушили нейтралитет Бельгии и вторглись в ее пределы под предлогом защиты германского рейха от вторжения французов, разгромили первоклассную крепость Льеж из осадных орудий Круппа и Шкоды и открыли себе путь на Брюссель и Антверпен и к франко-бельгийской границе с севера, а остальными пятью армиями обложили французскую границу на всем ее протяжении от Бельгии до Швейцарии, оккупировав Люксембург в первые же часы войны.