Грозные царицы

Анна Леопольдовна была совершенно ошеломлена внезапностью своего вступления во власть, но ее куда меньше радовала эта политическая победа, чем возвращение в Санкт-Петербург последнего любовника молодой женщины – того самого, которого покойная ныне царица ловко отправила восвояси, чтобы заставить племянницу выйти замуж за скучного и противного Антона-Ульриха. Едва наметился просвет в российских делах, граф де Линар был тут как тут, конечно же, готовый к самым что ни на есть волнующим приключениям. И стоило Анне его увидеть, она сразу же снова поддалась чарам неисчерпаемого обаяния прекрасного саксонца. Он ничуть не переменился за несколько месяцев отсутствия: в свои сорок выглядел самое большее на тридцать. Высокий, стройный, с гибким станом, яснолицый, глаза сверкают, одежда всегда нежных – небесно-голубого, абрикосового или сиреневого – тонов, поливает себя в изобилии французскими духами и пользуется специальными кремами, чтобы кожа рук оставалась мягкой…[47]

Можно было сойти с ума, только взглянув на этого Адониса в расцвете лет, этого забывшего постареть Нарцисса! Скорее всего, Анна Леопольдовна распахнула ему объятия и пустила в свою постель сразу же по приезде. Вполне вероятно также, что Антон-Ульрих принял эту ситуацию, не поведя бровью, и не отказался делить жену с графом. При дворе тоже никто не удивился этому любовному треугольнику, потому что заранее было ясно: все именно так и произойдет. Кроме того, русские и иностранные наблюдатели отмечали, что вновь вспыхнувшая страсть регентши к Линару совершенно не исключала ее увлечения лучшей подругой – Юлией Менгден, и тут – все как было, так и осталось. Причем то, что Анна Леопольдовна была способна в равной мере оценить классические, так сказать, наслаждения, которые приносят женщине любовные отношения с мужчиной, и сомнительную сладость таких же отношений с партнершей своего пола, делает ей честь, утверждали вольнодумцы, – ведь подобное разнообразие вкусов свидетельствует как о широте ее взглядов, так и о щедрости ее темперамента.

Ленивая и мечтательная, Анна Леопольдовна проводила долгие часы в постели, вставала поздно, куда охотнее, чем в парадных помещениях, пребывала в своих покоях, не одеваясь и не причесываясь, читала романы, которые, впрочем, бросала не дочитав, по двадцать раз осеняла себя крестом перед многочисленными иконами – с истовостью новообращенной она увешала ими все стены – и упорствовала в убеждении, что любовь и развлечения составляют единственный смысл жизни женщины ее возраста.

Подобные непринужденность и беззастенчивость более чем устраивали окружение Анны Леопольдовны, одинаково – и мужа, и министров двора. Все они принимали как должное регентшу, больше занятую тем, что происходит в ее спальне, чем устроением в ее государстве. Конечно, время от времени Антон-Ульрих вдруг принимался играть роль супруга, ущемленного в своем тщеславии самца, но приступы гнева у него оказывались столь неестественны и кратки, что жена только смеялась. По слухам, такие притворные семейные сцены даже подвигали ее на то, чтобы назло мужу вести еще более беспутную жизнь, если только это было возможно.

Тем не менее, как бы прилежно ни отдавал Линар свои любовные долги регентше, он не оставался безразличен к упрекам и внушениям маркиза де Ботта, австрийского посланника в Санкт-Петербурге. А по мнению этого дипломата, отменного специалиста как в сердечных делах, так и в дворцовых интригах, любовник Анны Леопольдовны совершенно напрасно афишировал адюльтер, способный вызвать неодобрение кое-каких лиц, занимающих высокие посты в России, да и его собственного, саксонского, правительства. Цинично и очень кстати Ботта предложил решение вопроса, которое удовлетворило бы всех. Поскольку Линар – вдовец, совершенно свободный и неотразимый физически, – отчего бы ему не попросить руки фаворитки Анны Леопольдовны Юлии Менгден? Удовлетворяя их обеих – одну законно, другую тайно, – он мог бы сделать двух женщин счастливыми, и при этом никто не упрекнул бы его в том, что-де красавчик вынуждает регентшу грешить. Линару предложение понравилось, более того – показалось соблазнительным, он обещал подумать, сильно опасаясь того, как примет известие о подобном обороте событий царственная любовница. Но совершенно неожиданно, когда он робко попросил совета, та обрадовалась и заявила, что не видит ничего предосудительного в таком прелестном «сплаве», Анна полагала даже, что, став супругой Линара, Юлия Менгден только укрепит тем самым любовный союз трех существ, которых Господь в своем тонком предвидении захотел видеть нераздельными. Все это придало Линару решимости принять предложение, поначалу показавшееся ему слишком уж дерзким.