Грозный идол, или Строители ада на земле

Ничего не отвечая, кукла смотрела на них дурацкими глазами, а люди, желая не быть обвиненными в неверии в ее могущество, простирали к ней руки и шептали: «Лай-Лай-Обдулай, Лай-Лай-Обдулай!..»

— Эй, тише, начальники идут! — раздался прежний грубый голос, и люди, умолкнув точно по команде, стали смотреть на приближающихся властителей прежних свободных граждан.

Впереди всех с гордым видом быстро шагал начальник Василий в сопровождении своей «свиты» — Варсония и Герасима-Волка. За ними вели двух «злодеев»: бледного, измученного Алексея и его истерзанную невесту Груню. Сзади всей этой процессии одиноко шел Парамон в черной одежде и с опущенной головой. Вид его был чрезвычайно грустным и многим казалось, что из глаз его падают слезы. Он умел плакать дипломатическими слезами, когда угодно.

Василий гордо стал против толпы и подбоченился, двух «злодеев» поставили по сторонам великого Лай-Лай-Обдулая; Парамон стоял сзади брата с грустно опущенной головой и вздыхая.

Воцарилась мертвая тишина.

Алексей, стоя со связанными за спиной руками, смотрел на Груню глазами, широко раскрытыми, из глубины которых смотрело отчаяние и как бы смеялось что-то. По бледному лицу его пробегала нервная дрожь, и время от времени он весь конвульсивно вздрагивал.

Прошло много дней с того времени, как его бросили в темную каморку. События эти и жестокость, с какой поступили с его невестой, сначала вызвали в нем припадок ярости, но потом, когда затихла бур я в душе его, он почувствовал как бы пустыню в себе: прежние светлые понятия были совершенно разрушены, и взамен этого в его уме ползли какие-то уродливые черные привидения и нашептывали что-то, кивали головами и улыбались страшными улыбками. Это были не мысли и понятия о мире, а одни мрачные образы, проходящие в его уме, как привидения в темных склепах. Сделать выводы какие-нибудь о жизни и людях, взамен прежних, он был не в состоянии, но ему было страшно с теми призраками, которые носились в уме его. Добрый дядя Парамон явился в ином виде: каким-то подобием дьявола, телесно обезображенным пребыванием в аду и с шипящими змеями, выползающими изо рта. Парамон хохотал тонким и злым смехом, смех этот откликался в его внутренностях и там что-то смеялось — совершенно как Парамон. Не умея разобраться в своих чувствах, Алексей думал, что злой дух забрался в него, и в ответ на его хохот он тоже смеялся, и ему делалось страшно. Дни шли за днями, а он сидел в темной каморке, силясь связать как-нибудь свое прежнее сияющее счастье с наступившей тьмой в душе его и тьмой окружающего. Он ничего не мог понять, и ответ на все вопросы был только один: взбесились люди, — и он хохотал. Однако же постепенно в нем стало вырабатываться убеждение, что в Зеленом Раю много злых людей, а Парамон самый злой из всех, и тогда вместе с этим сознанием в нем поднялось озлобление. Оно росло с каждым днем, и в его воображении люди принимали причудливые формы дьяволов и зверей.

Стоя против своей опутанной веревками невесты, он долго всматривался в нее, глаза его расширялись все с большим ужасом, и вдруг он крикнул с судорогой в лице:

— Груня, Груня!.. Хоть бы завалилась земля — не жалко ее.

Связанная девушка слабо вскрикнула в ответ на его слова, не отводя от его лица страдальческих глаз.

В толпе прошло волнение, и кто-то назвал Алексея по имени. Он закричал:

— Человеки, видите, мы связаны, как можно!.. Разве человек не человек в Зеленом Раю? А что же мы? Разве совесть ускакала к черту в гости из Зеленого Рая?.. Эй, развяжите нас, а то я плюну на небо: не верю, что там Бог… Солнце застыдилось и красное бежит в море… а вы, как истуканы…

В голосе его было столько отчаяния, что, несмотря на страх перед начальниками, среди толпы раздались голоса: «Человеки, правду он сказал — истуканы мы… стыдно!.. Эй, пойдем на начальников…»

Толпа задвигалась, но в этот момент Василий, сделав несколько шагов, грозно и необыкновенно громко закричал:

— Всех будем драть!..

Сразу воцарилась мертвая тишина, а Василий, взглянув на «крамольника», шагнул к нему и воскликнул:

— Ты что так раскричался! Ты самый большой дурак и такой злодей, что положительно не хочешь знать, кто перед тобой, а? Погляди-ка, дрянь этакая, кто это, а?

Взявши руки в бока и подняв высоко голову, он стал горделиво поворачиваться во все стороны, посматривая на толпу.

— Слушай, ты, самая большая дрянь, мы тебя сейчас будем сечь…

Он повернулся к толпе.